Исцели меня
Глава 10
Пауза непозволительно долгая. Такая долгая, что я успела рассмотреть каждую черточку его лица. И ничего. Ничегошеньки не указывает мне ни на то, что он говорит правду, ни на то, что шутит.
- Олег, включи, пожалуйста, что-нибудь из моего любимого, - неожиданно произносит Бестужев, поворачиваясь к водителю. И когда через несколько секунд из динамиков звучит какая-то оперная лабуда, до меня вдруг доходит. Он меня просто разводит в своей типичной манере.
- Сидел – это значит сидел и слушал оперу? Сидел на диване и думал? Отбывал срок на работе? Ну что там еще придумает твоя изощренная фантазия?
- Ну в принципе, можно сказать и так.
- Ты издеваешься?
- Нет. Технически я действительно сидел и иногда слушал оперу, равно как и отбывал срок, проводя в голове очень большую работу. Даже больше, чем обычно. Ну и на диване, конечно, тоже сидел. У меня были очень комфортные условия. Это один из плюсов больших денег. Даже в СИЗО и других местах можно получить все, что хочешь.
- То есть ты не шутишь? Ты действительно сидел? За что?! Такие как ты не могут… не могут.
- Что не могут?
- Сидеть. Ты не такой.
- Какой? - допытывается Глеб.
- Неплохой.
- Неплохой – это равно хороший? Чего ж ты тогда меня ненавидишь, если я неплохой?
- Это совсем другое! - взрываюсь я. - Выключите эту фигню! - резко бросаю водителю.
- Оставь, Олег. А кто, по-твоему, сидит, Соня?
- Плохой, - не задумываясь бросаю я. Детский сад. Понимаю, что мой ответ крайне глуп, но… ведь так и должно быть. Глеб же усмехается, но, как ни странно, по-доброму.
- Наивное дитя. В котле со змеями варилась, но до сих пор сплошной наивняк. Пора как-то просыпаться и выключать режим опилок в голове. Я тебе открою страшную тайну, в половине случаев в нашей стране, да и не только в нашей, сидят ни за что. А хороших и плохих не бывает.
- А тебя за что? Просто так?
- Меня – не просто так.
- А за что?
- Откуда такой интерес к моей персоне?
- Ко мне сватается бывший зек, я опасаюсь за свою жизнь, вот и все, - в наглую бросаю я. Правда, на мои слова Бестужев только лишь хмыкает, а потом вполне серьезно произносит:
- А вообще правильно, опасайся. За своего отца, - после незначительной паузы добавляет Глеб.
Очередной молчаливый коллапс. Я не знаю как на это реагировать. В голове складываются десятки не самых радужных картинок. Да, временами я дура, чего уж там, вот только даже я могу предположить к чему он ведет.
- Это папа тебя, да?
- Подставил? Да.
- Зачем?
- Глупый вопрос, Соня. Для того, чтобы что-то получить.
- Получил?
- Ну куда ж без этого.
- И что он получил?
- Это детали, в которые тебе не нужно вдаваться. Хотя бы по той причине, что ты все равно в этом ничего не понимаешь.
- Можно подумать, тебя в свое время кто-то просил вдаваться в детали моей работы и давать свою оценку.
- Не путай небо с землей. Я в твоей работе понимал больше, чем ты.
Самое неприятное, что сказать мне на это совершенно нечего. Понимал. Вместо этого я задаю вполне резонный вопрос.
- Неужели ничего нельзя было сделать?
- Всегда можно что-то сделать.
- А ты почему не сделал?
- Потому что я своего лишаться не намерен. Мое – только мое. Не для этого я столько работал, чтобы кому-то отдать. В этом и есть «что-то сделал».
- И когда это все случилось? - растерянно бросаю я.
- Через пару дней после твоей аварии. На самом деле в этом всем есть большие плюсы. Например, как самоликвидация некоторых людей. Или, например, в ограниченном пространстве, когда у тебя вроде бы есть все необходимое, мозг работает по-другому. Идеи фонтанируют. Ну и самое главное, взять твоего папулю за глютеус максимус – истинное наслаждение, - смотрю на него как на ненормального, совершенно не понимая, что он имеет в виду. То ли мой мозг атрофировался из-за внезапного осознания, что Бестужев точно не врет - папа его подставил, то ли от того, что теперь я понимаю почему в кабинете Глеб вел себя так нагло и уверенно.
- За что взять папу?
- За большую ягодичную мышцу.
- Ясно, - что ничего не ясно.
- Да за жопу, Соня. За жопу. Он-то думал, что я надолго, а оказалось нет, да еще я теперь и с козырями. Буду твоего папу как куклу за ниточки дергать. Влево, вправо, назад, вперед. Не послушался – расстрел. Шутка. Про последнее шутка. Обойдемся без жертв, - сказать, что такого я не ожидала – ничего не сказать. Внутри меня в очередной раз просыпается жуткая обида на папу. - Заметь, ты сама затеяла этот разговор. И чтобы ты до конца понимала – теперь твой отец может в одночасье лишиться всего. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что за этим может последовать. Вот тебе еще один стимул поскорее подняться на ноги, чтобы ни от кого не зависеть. И да, не надо сейчас ничего говорить. Молчание – почти всегда золото. Будь умнее и из всего сделай для себя не только выводы, но и выгоду. Олег, - резко переводит от меня взгляд. - Сделай, пожалуйста, чуть тише.
Тише…выруби, к чертовой матери, эту гадость. Так и хотелось сказать это вслух. Только вместо этого я молчу. Молчание же – золото.
***
Привести меня в парк, уложить на какое-то сиденье, отдаленно напоминающее шезлонг – странное решение. Я бы сказала, очень странное. Да, не могу не признать, что вокруг красиво. Но пруд и кормящий уток Бестужев – это что-то даже более ненормальное, чем то, где он провел два с лишним года. Никогда у меня не было и мысли залезть в чью-то голову. А сейчас я бы, пожалуй, пожертвовала мизинцем на ноге, чтобы залезть в его черепушку. На кой черт я ему сдалась – ответ так и не придумала.
- Почему ты не выходишь на улицу? Лето в кой-то веки теплое, - вдруг интересуется Глеб.
