Его маленькая слабость
Поначалу старался даже внимания на нее не обращать. Подумаешь, новая барменша. Там такая текучка, что я стерся бы, если бы каждая интерес вызывала. Да и принцип — не связываться с подчиненными — я еще ни разу не нарушил. А уж какие бывают убедительные работницы гоу-гоу... Но я оставался непреклонным. Бабу я себе и вне работы в состоянии подцепить.
Но вот к ней начал приглядываться, когда однажды задержался почти да самого утра в клубе и голос ее ангельский случайно услышал. Чистый такой. Ни капли фальши. Заинтересовался, что это у нас за талант прячется. Думал, договорюсь и на сцену пущу. Да только увидел, как она дрожит каждый раз, выходя к микрофону перед пустым залом, и понял, что придется подождать, пока привыкнет.
В итоге я привык первым...
Оставался после закрытия в чилауте. Ждал, пока она для меня споет. И все. Что-то вроде любимой пластинки. Не собирался я ее трогать, вообще. Она же и не в моем вкусе. Мелкая такая. Вся закомплексованная. Неуверенная в себе. Я люблю опытных женщин. Раскрепощенных. Умеющих доставить мужчине удовольствие. Знающих себе цену. Ну, в общем, не это...
Ухмыляюсь. Невеличка...
А потом слушок прошел, что барменша безотказная. И меня торкнуло. Будто какая-то жадность обуяла. Подумал: почему всем можно, а я даже не попробую? Вот и не смог удержаться.
Да только, по ходу, слухи ходили об Аниной сменщице. А Анечка — судя по обагренным клавишам моего рояля, на котором все случилось — была чистой. До меня.
Черт. И как теперь с ней объясняться? Она сбежала от меня тогда так, что пятки сверкали. Напугал грубостью. Нельзя было так с невинной девочкой. Перебрал в ту ночь, не отрицаю. Но с ума сводила мысль, что моя пластинка еще для кого-то поет. Я хотел, чтобы она стонала свои серенады только мне.
Возвращаюсь в кухню, чувствуя некую неловкость. Все же дважды на девчонку накинулся. А она так и сидит неподвижно на столе — вся растрепанная мною. Черт. Послушная какая. А мне теперь что делать прикажешь? Спортивки тут же начали оттопыриваться. И это она еще одетая. Почти. Шортики мятой кучкой на полу валяются. Кофточка расстегнута, сползла, оголяя хрупкое плечико. Пухлые губки алеют после моих поцелуев.
— Анют, ты это... — Я подхожу ближе и тяну пальцы к девушке, застывшей как каменное изваяние.
Прикрывается руками. Взгляд блуждающий, шальной. Будто накачали чем-то. Вздрагивает, когда я касаюсь ее, чтобы кофточку поправить.
— Не... Не надо! — шепчет истерично.
Замираю. Голова взрывается, когда взгляд цепляется за простенькие хлопковые трусики. Я же тогда еще в процессе понял, что творю что-то не то. Как раз когда дошел до этой мягкой ткани. Не носят потаскухи такое белье. Уж сколько проверял.
Но остановиться не смог.
— К-кто вы? — вдруг выдавливает Аня дрожащим голосом.
Хмурюсь. Серьезно? Раздражает то, как она стыдливо отводит взгляд. Надеется сделать вид, что мы не знакомы? Как бы не так!
— Кто Я? Хочешь сказать, не помнишь?! — злобно усмехаюсь я. — Посмотри на меня, может, тогда и узнаешь!
Девчонка вдруг протягивает руки. Замираю. Прохладные ладошки нерешительно ловят мое лицо в свой плен. Пальчики изучающе проходятся по бороде.
Какого черта она делает?
Глотаю воздух, понимая, что тут творится какая-то херня. Но отстраниться не могу. Она невесомо проводит пальцами по моим ресницам и наконец поднимает невидящий взгляд мне в глаза. Что за...
Мой рот непроизвольно открывается от удивления, пока я пытаюсь сложить один плюс один и сформулировать получившуюся мысль максимально корректно.
— Т-ты... — заикаюсь, не решаясь озвучить догадку, — не видишь?
— Простите, — зачем-то извиняется дуреха.
А я так и стою с открытым ртом, не зная, что ответить. В прошлый раз... она ведь зрячая была? Или... Да нет же, точно!
— Что с тобой случилось? — глухо интересуюсь я, не зная даже, как себя с ней вести. Невольно тянусь к раскрасневшейся щеке пальцами. Одергиваю себя. Сжимаю ладонь в кулак и опускаю руку.
— Авария, — коротко отвечает. — Прошу прощения, а мы были знакомы? У меня просто память... Врачи говорят, со временем все может восстановиться, но пока...
Она продолжает что-то неуверенно мямлить, не отводя от меня невидящего взгляда. А я стискиваю зубы, чтобы не ляпнуть лишнего.
— Знакомы. Ты же в моем клубе работала, — сухо отзываюсь.
Сжимаю между пальцев ощущение, оставшееся от прикосновения к ее коже. Хочу повторить. Да. Но я же не изврат какой, калеку трогать.
— Точно. Хозяин мой, значит. — Ее плечи облегченно опускаются, будто этот факт ее успокоил. Вроде ж не незнакомец какой.
Ох, девочка. На твоем месте я бы не спешил расслабляться.
— Тут-то ты как оказалась? — пытаюсь отвлечься от навязчивых непотребных мыслей.
— Лариса привезла. Сказала, тут пожить можно.
— Лариса? — переспрашиваю я, едва сдерживая ироничную усмешку.
Похоже, я пропустил момент становления личности моей сестрицы. Она не более чем неоправданно высокомерная сука, палец о палец не ударившая, чтобы купаться в шоколаде. Уповающая на мою щедрость и сейчас. И подыскивающая богатенького мужа на будущее. С каких пор в ней взыграл альтруизм?
— Да, — шепчет Анечка, поправляя, наконец, кофточку. — Когда я очнулась, она мне все рассказала.
— Что все? — подозрительно щурюсь я.
— Ну, что я сирота. Из другого города приехала. И что в Москве у меня кроме нее и нет никого.
Тяжело вздыхаю. Голубые глаза тут же начинают в панике метаться, будто она услышала в моем вздохе нечто большее.
Может, оно там и было. Понимаю, насколько удручающая складывается ситуация. Сирота. Из другого города. Слепая. К тому же ничего не помнит...
Ладно. Об этом я подумаю завтра.
Отхожу на безопасное расстояние, которое оказывается, по моему внутреннему радару, аж у холодильника, стоящего в противоположном углу кухни.
