Украденная семья
— Не верю…
— А ты ознакомься дальше, — жестом подгоняет Адам. — Там и дарственная на квартиру, и фото реабилитации после пластической операции. Юль, я не заставлял Вадима решиться на столь кардинальный шаг, он сам захотел. Ко всему прочему нам нужен был запасной вариант, страховка на случай непредвиденной ситуации. Вадим позаботился об этом, создал декорацию семьи и образ водителя грузовика. Я понимаю — это жестоко. Прости, что втянули тебя…
Роняю папку на пол и слепну от нахлынувших слез. Душа выворачивается наизнанку и даже не от обиды женской, а от раздирающего осознания, что в улыбке дочери я все это время узнавала милые черты Вадима… Получается…
— Нет, я не буду тебе помогать!
На эмоциях подскакиваю с дивана, шатко, словно в бреду, пытаюсь убраться вон. Толкаю белую дверь — заблокирована.
— У тебя выбора не остается, Юль. Не забывай, в моих руках не только ты, но и Алиса.
Едва услышав имя дочери, застываю на месте. Чувствую, как бурлит по венам кровь, смешиваясь с адреналином, бьет по вискам. Дыхание застревает в горле, медленно оборачиваюсь к мужчине, одними губами шепчу:
— Ты не посмеешь…
— Все зависит от тебя.
Непоколебимо и с циничным холодом он шантажирует меня самым ценным. Алиской. Не догадываясь, что говорит о собственном ребенке.
Сердце внутри точно покрывается острой коркой, а потом ухает и разбивается на миллиарды осколков. Топая по белоснежной плитке, возвращаюсь к Лютольфу, останавливаюсь вплотную и будто спицей тычу пальцем в его грудь.
— Ничего ты ей не сделаешь.
На мгновенье Адам закатывает глаза в потолок. Опустив, надменно взирает на меня сверху вниз. Обхватывает мой палец, крепко сжимает и проворачивает руку мне за спину.
— Надоело разговаривать с тобой, как с маленькой. Ты часть моей страховки и будешь делать все, что от тебя зависит. Не вынуждай меня показывать на собственном опыте, как сильный жрет слабого.
— Значит, я первая сожру тебя! — с запалом выкрикиваю и тут же осекаюсь, ощущая тревожные раскаты вибраций по телу.
Язык мой хуже врага. Просторный светлый кабинет в секунду сужается, и высокий брюнет, усиливая хватку, словно занимает все пространство вокруг. Становится невыносимо тесно, душно.
Пытаюсь отвести взгляд, но замечаю в темных омутах Лютольфа огонь, он уже уничтожил чертей, которые там водились, и теперь на очереди я.
Вся напрягаюсь в руках Адама, забываю как дышать. Кажется, я заинтересовала Лютольфа, бросила вызов и, сама того не желая, чиркнула спичкой рядом с легковоспламеняющимся эгоцентризмом мужчины.
— Если я захочу, живой ты отсюда не выйдешь.
Вопреки слишком интимным объятьям, мне удается гордо расправить плечи, выскользнуть одной рукой из захвата и дотронуться до щеки Адама. Такая холодная, колкая от щетины, но моя ладонь быстро согревает кожу.
— Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я слышала подобные угрозы, когда после курсов начала работать парикмахером. Мне и похуже прилетали слова!
Адам сдержанно едва заметно улыбается, неподвижно замерев, анализирует.
Внезапно он склоняется ближе и, влажно, горячо выдохнув, ловит мои губы. С напором и уверенностью мокро очерчивает их по контуру. Проталкиваясь, заполняет рот своим дыханием — мятным, ледяным, таким же, как его сердце. Давит, удерживает мою голову настойчиво и грубо, не позволяет отвернуться, ласкает, покусывает и тут же успокаивает. Вытягивает из моих легких воздух, жадно глотает, сражает меня наповал.
Он управляет, вовлекает, стирая из мыслей значение времени и прошлого. К стыду, его губы кажутся вкуснее, а поцелуй настолько умелый и приятный, что я не чувствую под собой опоры и словно растворяюсь. Никогда прежде меня не целовали так глубоко, нежно, до теплого отклика, медом растекающегося по телу.
Но Адам об этом не узнает. Ни-ког-да.
— Просто помоги мне, Юль… всего месяц, пока брат не выстроит стратегию по защите… и я отпущу тебя, обещаю…
Молчу, вроде киваю, когда он плавно отстраняется и полностью освобождает. Пошатываюсь, моргаю, фокусируюсь. Все мутнеет, а внутри еще искрит от волнения, будто Адам продолжает целовать.
— …Я приготовил для тебя инструктаж на случай непредвиденных ситуаций, — как ни в чем не бывало он разворачивается, подходит к столу и берет несколько скрепленных листов, — изучи как следует, когда вернемся домой.
— Эм… на сегодня дела закончены?
— Да.
Слава богу. Останься я хоть на полчаса запертой в кабинете с Лютольфом, точно сошла бы с ума. У меня горят уши и щеки от стыда, трясутся руки. Переминаюсь с ноги на ногу. Пять минут назад не боялась, а сейчас боюсь посмотреть в глаза Адаму.
— Когда мы поедем домой?
— Скоро.
Кажется, извинений за столь откровенное поведение я от Лютольфа не дождусь. Мужчина опять спокоен, щелкает кнопками на железном сейфе, проверяет какие-то отчеты, а после берет меня за руку, переплетает наши пальцы и ведет по узким лабиринтам здания сначала на уровень земли, потом на улицу. Снова напяливаю капюшон и, спрятав лицо, топаю к внедорожнику.
В этот раз по приказу Адама усаживаюсь на заднее сиденье, и пока он выруливает на проезжую часть, любуюсь через затемненное стекло на город. В салоне повисает гробовая тишина, ведь новый муж настолько серьезен, что не включает магнитолу, а сосредоточенно впивается в руль. До белых костей напрягает руки, когда перед нами виднеется машина с мигалками.
Сотрудник дорожно-постовой службы в ярком жилете машет жезлом, указывая Лютольфу прижаться к обочине. Адам нервозно сопит, но выполняет просьбу, открывает бардачок.
— Сиди тихо, — не оборачиваясь, хрипло басит.
Напрягаюсь, таюсь, как мышь, словно совершила преступление. Адам припускает стекло, дает возможность представиться сотруднику в фуражке и вручает ему документы. Полицейский укоряет за тонировку, настоятельно требует, чтобы Адам снял черные авиаторы, и когда Лютольф нехотя демонстрирует лицо, командир давится слюной. Благо я остаюсь незамеченной.
