Красавица для Чудовища
Мой отец тоже лежал в больнице и уже несколько месяцев не приходил в себя. На фоне стресса, его болезнь легких, о которой я тоже не помнил, перетекла в тяжёлую форму пневмонии. Мой отец находился на грани жизни и смерти, а я ничего не мог с этим поделать.
Анализы МРТ, крови и прочее, выявили, что у меня действительно оказалась частичная амнезия на фоне перенесенного сотрясения мозга. В остальном, я был почти здоров, и на удивление, врач не поинтересовался количеством пулевых ранений на моей груди. Он просто проверил все мои раны, выписывая мне определённые препараты для полного восстановления. Правда, потом оказалось, что все эти моменты заранее были обсуждены Соломиным с лечащим персоналом, который кружил надо мной, как птица над своими детьми.
Меня мучала неразбериха и состояние отрешённости в связи с провалом в памяти, но, к счастью, головная боль почти что сошла на нет и получив необходимые рекомендации, я был выписан из больницы. Возможно, если бы не мои требования быстрее покинуть это место, меня бы продержали еще какое-то время в палате, но сил моих терпеть это больше не было. Единственное — теперь меня обрекли на длительный период терапии, в которую входило помимо медикаментозного лечения, постоянное наблюдение у психиатра, невролога и нейропсихолога, для восстановления пробелов в памяти и общего состояния организма.
Зашибись, я понятия не имел, что мне теперь делать со своей жизнью, и был благодарен судьбе лишь за то, что моя амнезия не оказалась полной, хотя даже без этого, я чувствовал себя совершенно опустошенным и потерянным. И выглядел я действительно, очень плохо. Даже после парикмахерской со мной не случилось чуда.
Вызвав такси, сразу же поехал по необходимому адресу, чтобы навестить отца. У меня не было мобильного телефона, и я даже усмехнулся, подумав о том, как же сложно в современном мире без подобных коммуникаций.
Папа был бледен и измучен: его лицо со впалыми щеками заметно постарело. Я виновато покачал головой от обиды и обескураженности. К его телу был подведен аппарат для искусственной вентиляции легких, а на нижней части лица покоилась кислородная маска. Нужно было отправить его заграницу, но как мне объяснил Соломин — отец до последнего не хотел покидать Москву, пока искал меня.
Ребров — тот врач, у которого я провел полгода, вскользь упоминал тот факт, что в его больницу вламывались подозрительные личности, ищущие мужчину, по описаниям похожего на меня. Но, врач оказался человеком слова, и решил ни в коему случае не выдавать меня этим людям до тех пор, пока бы я сам не пришел в себя. Теперь же, мне оставалась лишь гадать, тогда в больнице были мои враги, или же, люди отца. Ирония судьбы.
Похоже, что дома меня уже никто не ждал, в связи с чем, особняк был заперт на ключ. Изредка, в окрестностях дома и во внутреннем дворе делалась уборка специально нанятыми людьми из клининга, и лишь охранники сторожили дом.
Мне стало хуже. Словно меня действительно вычеркнули из жизни и лишили собственной личности.
Эту ночь, после больницы, я решил провести в доме у друзей. Саша обещал мне утром связаться с дворецким, Петром Ивановичем, которого тоже не было в городе. Настроение было ниже нуля, а боль в висках давала знать о себе все чаще.
Благо, завтра же, у меня намечалась встреча с Соломиным, который должен был рассказать мне обо всем, что случилось в мельчайших подробностях. И нужно было уже пойти в салон за новым телефоном.
— Расскажи мне то, что знаешь, — настойчиво потребовал я, стоя у гостиной и до побелевших костяшек пальцев, сжимая столешницу. Ожидание утра оказалось еще тяжелее. — Меня сводит с ума эта неопределенность. И отец внезапно оказался тяжело болен.
Саша, сдавшись, рассказал мне события февраля этого года. Я собственноручно пристрелил прихвостня своего главного врага, который разбился на машине, когда убегал от меня. Ткачев, именно его я и нанял для своей работы, выведал для меня подробности всего дела, и поэтому оказался со мной в тот день. И трагически погиб, вероятно, от рук моих врагов. Этого мой друг не знал, но, похоже, что именно так все и было.
— Ты ничего больше не вспомнил? — спросил он с надеждой в голосе. — Никаких, близких тебе, людей?
Отрицательно покачал головой, недоумевая. Уткнувшись лицом в ладони, я громко выдохнул, сглатывая ком. Меня знобило и хотелось залпом осушить целую бутылку коньяка или, чего-нибудь покрепче, чтобы успокоить нервы. Но даже это мне было теперь запрещено на неопределённый срок.
— Каримов жив? — спросил тихо, игнорируя вопрос друга.
— Нет, — Саша покачал головой. — Его убили в тюрьме во время драки в прошлом месяце. Остальные тоже за решеткой.
Значит, мои обидчики была наказаны и к сожалению, я не мог этого вспомнить.
— Не понимаю, — нервно выдохнул, прочищая горло. — Зачем Самойлову нужна была моя семья.
Наверное, я уже выяснил это, но сейчас, совершенно ничего не помнил. Саша повел плечами, делая вид, что тоже не знает. Он скрывал от меня что-то еще, и я собирался докопаться до истины. Даже вопреки тому, что врачи советовали мне быть осторожным.
Взяв стакан, доверху наполнил его холодной водой из графина. Дома у друзей было невыносимо жарко, и я уже сотню раз пожалел, что не вернулся к себе. Пусть даже, в леденящую пустоту.
— Завтра я съезжу на кладбище, — пробормотал себе под нос. — Поставлю цветы на могилу.
