Право на одиночество
Мы даже не заметили, как пришла зима. Настоящая, с огромными сугробами и колючим, как ёлка, морозом. Узорами раскрасила окна, засыпала дорожки, захрустела под ногами, заставила одеваться теплее. Я сама съездила с Лисёнком и Ликой в торговый центр за пуховиками, шапками и шарфами – Алиса из всего выросла, а Анжелику мне просто хотелось порадовать.
Дело потихоньку двигалось к Новому году, и девочки со страхом ожидали приезда мамы. Они ничего не говорили мне, но я ловила отголоски их настроения, понимая, что они не хотят встречать Новый год без меня или папы. И невозможно описать, как мне было это приятно.
В середине декабря неожиданно заболела Лика. Девочка долго гуляла в субботу вечером с подругой, а в воскресенье утром проснулась с температурой, головной болью, жутким кашлем и ознобом.
Мы не знали, что делать с Лисёнком – ей нельзя было оставаться в одной комнате с сестрой. Я сама предложила Максиму на время поехать в «золотую» квартиру, пока я буду ждать врача. А потом мы договорились, что на неделе Алиса будет оставаться несколько дней подряд у своей лучшей подруги.
Лика не жаловалась. Она просто молча позволила переодеть себя в чистое бельё и протереть мокрым полотенцем, а потом приняла чай с мёдом из моих рук и также молча всё выпила.
Глаза девочки лихорадочно блестели. На градуснике было 38,5 градусов, и я уже начинала волноваться, потому что доктор задерживался.
– Он придёт, – вдруг сказала Лика хриплым голосом. – Врачи всегда опаздывают.
Я улыбнулась.
– Хочешь, я сделаю тебе молока с мёдом? От горла хорошо помогает.
– Хочу, – ответила девочка, помолчав несколько секунд. – Только можно без пенок? У папы всегда получается с пенками. Так противно.
Я захихикала. У моего папы была точно такая же проблема – никак не получалось сделать мне молоко без пенок, когда я болела. А с пенками я пить категорически отказывалась.
Когда я принесла Анжелике горячего молока с мёдом и сливочным маслом, она выпила всю чашку с таким наслаждением, будто я принесла ей нектар жизни.
– Без пенок? – уточнила я.
Она кивнула и поставила чашку на стол.
– Да.
Помолчав, Лика вдруг сказала:
– Мама всегда уходила, когда в доме кто-нибудь заболевал. Чтобы не заразиться. За нами всегда ухаживал папа или бабушка. Последние три года, с тех пор, как она умерла, я старалась не болеть, чтобы не оставаться одной. Почему ты не ушла? Ты не боишься заразиться?
Я покачала головой. Подошла к кровати, села рядом с Ликой и осторожно погладила её по голове. Она не дернулась, не отшатнулась, только продолжала смотреть на меня своими лихорадочными глазами.
– Я не ушла, потому что очень хорошо знаю, каково это – быть одной.
Больше Лика ничего не сказала. А когда пришёл доктор и выписал ей кучу лекарств, спокойно всё выпила, чтобы чуть позже провалиться в тяжёлый сон.
Я сидела рядом и держала её за руку.
Лика болела целую неделю. Максим разрешил мне быть с ней дома, договорившись с Королёвым, чтобы обойтись без больничного. Лисёнок скучала, но мы решили не возвращать её домой, пока зараза не выветрится полностью.
Лика со мной почти не разговаривала. В первые дни и не могла – всё время спала. А потом просто лежала и смотрела в потолок, словно думая о чём-то очень важном, известном только ей одной. Или следила за тем, как я убираюсь в комнате. Лекарства она принимала по-прежнему безо всяких капризов.
Порой я ловила на себе внимательный и сосредоточенный Ликин взгляд – она рассматривала меня так, будто старалась запомнить. Так, будто я вот-вот исчезну. Мне казалось это странным, но я ничего не говорила девочке.
На пятый день, когда температура уже спала, Лика вдруг вошла на кухню. Я в это время увлечённо месила тесто.
Она застыла, увидев, чем я занимаюсь.
– Что ты делаешь? – спросила девочка немного смущённо.
– Пироги. С капустой. Максим сказал, что это твои любимые.
– Да.
Лика нерешительно переминалась с ноги на ногу, не решаясь пройти дальше.
– Ты чего-нибудь хочешь? – решила я прервать молчание. – Чаю? Или суп?
– Нет, – она помотала головой, слегка покраснев. – Я… просто… мне просто скучно.
– О! Ну тогда проходи, садись. Только недолго. А то вдруг опять температура поднимется. С меня тогда Максим три шкуры снимет, что не позаботилась о тебе.
Лика, усаживаясь за стол, лукаво улыбнулась.
– А я иногда слышу, как ты стонешь.
Тут уже покраснела я.
– Э-э… Ну мы вроде стараемся тихо…
– Ага, – девочка заулыбалась ещё шире, – когда здесь была Лисёнок, совсем ничего не было слышно. А сейчас вы, видимо, расслабились.
Я, почувствовав, как горят щёки, потерла одну рукой, забыв, что ладонь у меня вся в муке. Лика весело расхохоталась, увидев, что у меня из этого получилось.
