Соломон. Забытая нежность
– Ну вот, – улыбнулась медсестра. – Выглядишь уже значительно лучше. А то вздумала подвиги совершать.
– Когда меня выпишут? – прямо спросила я.
Женщина внимательно на меня посмотрела, будто я созналась ей только что в том, что была душевнобольной.
– Спросишь у врача на обходе. Самое страшное позади. Тебе очень повезло. Отделалась небольшими ожогами на руках. Только дымом надышалась сильно. Интоксикацию получила.
Я снова посмотрела на руки. Да, ожоги заживут, главное, что сама осталась жива.
– А девочка? Пожар был...
– Соболезную...
В голове зашумело.
Я вдруг увидела перед собой зияющую черную пропасть, в которую мне захотелось броситься. Ведь я отчётливо помнила слова медсестры, что девочка приходила меня навещать. Якобы с отцом. Но ведь отец... Неужели она обманула меня? Специально?
– Вы меня обманули? – догадалась я. – Что с Машей? Где она? – мой голос сорвался на крик, который больше походил на писк. Я чувствовала подступающую истерику.
– Так, успокойся. Я уже говорила, что с девочкой все хорошо. Придут они с отцом. Вот как наступит время для посещений, придут. Но твои родители – мужчина и женщина погибли. Их не спасли, – грустно проговорила женщина.
Я шумно выдохнула, ощущая подобие легкости в груди. Нет, конечно, смерть родителей – ужасное горе! Какими бы мама и папа ни были людьми, но они были нашими родителями. И я даже, если бы знала наперёд, что сама пострадаю, когда пошла за матерью в огонь, то ничего бы не изменила в этом решении. Они ведь не всегда пили, и когда-то мы были счастливой и хорошей семьёй. Но я, честно сказать, и не помнила того времени. Наверное, это осталось в далёком детстве. Сначала они пропили квартиру в Воронеже, и мы перебрались в это подобие дома в Рыбачий посёлок, где зимой было очень холодно, и невыносимые условия для жизни. Иной раз мне казалось, что я перенеслась в средневековье. Читала учебники по истории и даже отличий не находила. А вот теперь... Но главное, что моя Маша цела и невредима! Мне полегчало на душе от этой мысли и захотелось жить.
– Пожалуйста, – попросила я. – Если Маша и... ее папа придут, пропустите их.
Может быть, приехал мамин брат, узнал, что наш дом сгорел? И если так, то это окажется чудом, потому что я видела его только на снимках в семейном фотоальбоме. Удивительно, но подумав о такой мелочи, как снимок, я с ужасом поняла, что у меня совсем ничего не осталось от прошлой жизни. Фотокарточки или какие-то малозначащие личные вещи... все что хранилось в доме, который наверняка догорел дотла. Оставалось успокаивать себя мыслями, что сама жива и Маша не пострадала, и я решила почаще об этом вспоминать. Самое страшное, что могло случиться с человеком – это смерть. Все остальное поправимо.
