Порочное влечение
Одна секунда показалась мне вечностью. Вечностью, в которой больше не было Роберта Шаворского. И этот совершенно новый мир оказался тусклым, мрачным, безжизненным и… просто неважным и не интересным. Не знаю, как ему удалось добиться этого, но мужчина стал персональным солнцем моей, как оказалось, хрупкой и блеклой вселенной. Оно... потухло и ничто на планете больше не выживет дольше семи роковых минут без его тепла. Это был мой личный апокалипсис. В тот момент я поняла значение слов «хуже и не придумаешь»...
— Пройдемте, — оживил меня охранник и едва ощутимо прикоснулся к трясущейся, как от сильного холода или потокового ветра, руке: — Вас ожидают в палате.
Последняя его фраза внушила мне надежду и я снова подняла свои глаза на Виолу, тут же отпихнув амбала в сторону, рванув к ней.
— Что произошло? Он что… — голос предательски дрогнул, не в силах произнести роковое слово, крутившееся в моей голове долгие дни.
Женщина подняла на меня испуганный взгляд, будто я появилась из воздуха и застала ее в врасплох, а затем немного растерянно кивнула на широкую дверь из красного дерева с тонкой позолотой по витиеватой ручке со словами:
— Он ждет тебя и никого больше не хочет видеть. Чертов засранец...
Ни говоря больше ни слова, я забыла обо всем на свете и как ошалевшая рванула к роковой двери. Я боялась думать о чем-то, чтобы не спугнуть мечты. Боялась, что кто-то перегородит мне дорогу и не даст увидеть Роберта воочию, но этого не произошло. Боялась испугаться вида немощного любимого и расплакаться, показав ему же насколько он сейчас слаб и уязвим…
Но, стоило переступить порог палаты, больше похожей на дорогой номер в роскошном отеле (мраморный пол с красным ковром около широкой и высокой койки, кожаные диваны, вторая двухспальная кровать, мини кухня, мебель из красного дерева, золотые обои и хрустальная люстра), как обычная тяжелая всепоглощающая энергетика мужчины ударила меня своим не пронзаемым щитом и я замерла на пороге ,борясь с внутренними эмоциями: извечным страхом и всепоглощающим облегчением. В этот раз второе значительно побеждало первое...
Роберт лежал безмолвно, монотонно глядя в потолок, словно не замечая моего громкого появления. Его тело было накрыто до самой шеи белым хлопковым покрывалом, но лицо я могла разглядеть очень хорошо даже из далека и под косым углом. Тяжело выдохнув, я отметила про себя, что, кроме корки засохшей кожи на щеках, лбу и подбородке, ничего катастрофичного в его внешности не было. По крайней мере, на виду... Нет, я бы любила его любым, даже если бы его прежнее лицо осталось только в моих воспоминаниях, но… я знала моего Шаворского. Слишком много у него было душевных ран и проблем, чтобы в дополнение еще переживать о «не правильном» для светского общества внешнем виде.
— Ты так и будешь стоять там истуканом? — родной низкий голос объял затаившуюся в предвкушении будущих действий комнату в свои стальные объятья и посеял ауру хозяина жизни в каждый ее уголок. Голос не дрогнул, но хрипотца и слабость тонкой пленкой обволакивала его, как всегда, абсолютную уверенность в своих словах и власть, излучаемую одним тембром: — Черт, мышка, подойди ближе. Я хочу наконец тебя увидеть.
Меня передернуло, как от удара молнии. Было странно слышать его голос вновь, словно мы не виделись целую вечность. Неуверенно, затаив дыхание, я медленно приближалась к мужчине, пока не нависла над его, не выражающим толком ничего, лицом. Не прошенные слезы все же вырвались из моих глаз и одинокая соленая капля упала на идеально белое покрывало, оставив там очень заметную прозрачную «кляксу».
Родные глаза… Такие темные, глубокие, жадно осматривающие каждый сантиметр моего тела. Моя рука в нетерпении притронулась к его поджившей щеке и словно легкое перышко прошлась от острой скулы к сухим губам. Мужчина лишь на секунду закрыл глаза, чтобы тяжело сглотнуть, а потом резко открыл их и спокойно сказал:
— Не нужно меня жалеть, — и прежде чем я успела сказать, что жалею не мужчину, а себя, оставшуюся без него так на долго, тот снова заговорил более требовательно: — Сядь и расскажи мне, как много времени прошло, что я пропустил...
Немного растерявшись, я неловко убрала руку и придвинула кресло около кровати поближе к Роберту, чтобы он мог без проблем видеть мое лицо не поднимаясь. Но мужчина и тут удивил меня: нажав какую-то кнопку рукой под покрывалом, он немного приподнял себя и теперь мы находились с ним на одном уровне. Было явно, что боль в теле его беспокоит, но это скорее ощущалось на каком-то сакральном уровне и в мимолетных лишних морганиях, вздохах... В остальном, Роберт Шаворски не позволил ни одной мышце на лице дрогнуть и даже голос звучал довольно обыденно, хотя казалось невозможным, что сразу, после длительной отключки, мужчина способен на обычние предложения и размышления.
— Сколько времени прошло с момента происшествия в «Кашемире»? — жадный взгляд Шаворского, смешанный с внимательным докторским осмотром, в который раз прошелся по всему моему телу, останавливаясь на лице: — Господи, ты можешь не смотреть на меня такими глазами, словно я воскресший мертвец?
Потупившись, я неловко нащупала руку Роберта под покрывалом и еле ощутимо накрыла ее своей. Мне не хотелось говорить, так как я не могла думать не о чем, кроме как: мой мужчина жив! Жив, черт побери! Дыхание было не стабильным, а глупая улыбка так и норовила появиться на губах при виде его фирменно-порабощающего взгляда. О, да… Старый добрый Роберт возвращается ко мне… Кто бы подумал, что я буду по этому скучать?!
