Замуж с осложнениями
Азамат даже пугается моего истерического хохота, а уж тем более когда я сползаю по прохладной шершавой стене дома Старейшин — решает, что мне плохо. А мне не плохо, мне очень-очень хорошо и легко так невыразимо, кажется, вот сейчас прямо отсюда могу на крышу сигануть, как блоха. Ну или ветерком подует — улечу.
Наконец, досмеявшись до слёз, кашля, икоты и колик, я нахожу в себе силы прекратить хаос, а то Азамат и правда нервничает, а уж он-то больше меня заслужил сейчас вздохнуть с облегчением. Сидит передо мной на корточках, за руки держит, воркует по-муданжски:
— Лиза, Лизонька, ну что ты, тише, тише…
Обнимаю его.
— Поднимай, — говорю.
Он встаёт со мной в охапке, как будто с пустыми руками, так легко. Ему, наверное, теперь тоже легко, как мне, и даже легче. Когда он меня ставит, мне кажется, что он сам уже парит над землёй, нависает оттуда сверху, огромный, как столб дыма, вот-вот ветром развеется. Но и я сама представляю из себя сгусток черёмухового запаха, не более. Подпрыгиваю на месте, не знаю зачем, и вдруг и правда подлетаю так высоко, как никогда раньше не удавалось.
— Ух ты! — заявляю авторитетно. Гляжу вниз — да нет, ничего особенного, те же плитки, которыми вся площадь с домом Старейшин выложена. Подпрыгиваю ещё раз — и снова невероятно высоко. Хом болтается на шее, как пенковый: вижу, но не чувствую.
Азамат смеётся:
— На Муданге притяжение меньше, чем на Земле, планетка-то маленькая!
— А почему я это только сейчас заметила? — удивляюсь.
— Кто тебя знает? — пожимает плечами Азамат. — Мысли тяжёлые думала, наверное.
— Зато теперь голова абсолютно пустая, — пожимаю плечами. — Автопилот пьян, так что командуй, как мы живём дальше.
— Ну, для начала я бы что-нибудь съел, — говорит Азамат настолько аппетитно, что я немедленно заражаюсь идеей. А заодно вспоминаю про припасённую воду и выхлёбываю полбутылки на радостях. Оказывается, у меня ужасно пересохло во рту.
— Веди, — говорю, — туда, где кормят!
— Ещё бы я знал, где теперь кормят… — бормочет он растерянно. — За столько лет всё могло десять раз поменяться…
На наше счастье из-за угла выруливает Тирбиш. Правда, он сразу засекает озабоченный вид Азамата и меня в слезах, и лицо его делается таким жалостливым, что у меня аж сердце сжимается.
— Что… всё? — неловко спрашивает он подходя.
— Всё отлично! — говорю я с широченной улыбкой сквозь слёзы. — Мы просто не можем решить, где лучше закатить пир горой в честь окончательного соединения прекрасных нас семейными узами!
Тирбиш по ходу моего монолога демонстрирует всё больше зубов и под конец начинает напоминать акулу. Азамат похлопывает меня по спине.
— Лизонька, у тебя точно вода в этой твоей бутылке?
— Точно, — говорю, неуклюже протягивая ему бутылку. — На, проверь. Я вообще удивляюсь, что ты такой спокойный, можно подумать, твёрдо знал, что всё так и выйдет!
— Твёрдо знал! — фыркает Азамат. — Да я до сих пор поверить не могу! Тем более мне прошлой ночью наснилось столько вариантов, как всё случится, что я уже совсем не отличаю, где сон, где явь.
— Так пошли в «Щедрого хозяина», там быстро разбудят! — предлагает Тирбиш, махнув влево, где, видимо, и находится оное заведение.
— Он ещё стоит? — удивляется Азамат. — Я думал, после смерти старого Угуна «Хозяин» долго не простоит, — он продолжает говорить, пока мы садимся в машину. — Его племянник ведь ни за что не хотел переезжать в Ахмадхот, а больше и родственников не было живых вроде бы.
— Не хотеть-то он не хотел, — говорит Тирбиш, выруливая с площади на одну из радиальных улиц, — да только старый Угун его не спросил. Устроил всё так, чтобы трактир ни на день не закрывался, вы же помните, как он это умел.
Мы подъезжаем к особо глубокой луже, и Тирбиш форсирует её, не снижая скорости. Фонтаны из-под колёс, конечно, до небес, но нас даже не качнуло. Сашка бы за такую машину полцарства отдал, у него вокруг дачи дороги-то не лучше в межсезонье.
Нужный нам трактир оказывается совсем близко — оно и немудрено, Ахмадхот вообще небольшой город. Это тоже саманный дом, большой и круглый, насколько я могу судить, с маленькими окнами, подсвеченными красным и оранжевым, а над входом торчит уж очень толстый козырёк. Темновато для рассматривания, свет только из окон соседних домов да из фар Тирбишева драндулета.
— Развернись, посвети, — говорит ему Азамат. — Лиза ведь не видела…
Тирбиш послушно разворачивает машину так, чтобы фары глядели на здание трактира, и становится видно, что козырёк — вовсе никакой не козырёк, а голова вроде змеиной. Через несколько секунд я понимаю, что всё здание представляет собой гигантскую черепаху с монументальными ножищами-колоннами, подпирающими покатую крышу-панцирь.
— Ух ты-ы-ы… — протягиваю я, рассматривая исполинскую черепаху. Она правда как живая, не стилизация какая-нибудь, не намёк, а просто того и гляди двинется на нас, разевая свой драконий клюв.
— Пойдём, пойдём, — посмеивается Азамат. — Налюбуешься ещё на архитектуру теперь.
