Порочное влечение
— Прошу, прекрати это… — едва прорезавшийся голос был способен только на три тихих писка. Не в силах больше смотреть на унизительную картину, я крепко зажмурила глаза и обхватила себя руками, вырванными из лап упавшего к моим ногам "медведя".
Мне хотелось исчезнуть. Провалиться сквозь землю или просто вернуться в палату, где я снова начала забывать, кто такой Роберт Шаворский, и мимолетно проникаться к нему обычной человеческой симпатией. Увы, он был мне не по зубам и я не хотела точить клыки, чтобы раскусить его. Слишком велика вероятность остаться и без зубов, и без ужина.
— Свободен! — наконец услышала я решающий все вокруг голос мужчины, а затем он оказался совсем рядом и я даже почувствовала его теплое дыхание и низкий вибрирующий баритон у себя на шее: — Пойдем. Полина?..
Но я не могла открыть глаза. Мне было страшно взглянуть действительности в лицо. Было страшно увидеть, что свою единственную любовь, от начала и до конца, я подарила Ему. Это было предательство моей же стороны. Я предала себя, свою душу, но изменить уже ничего не могла… Роберт совратил меня и взрастил один из самых ужасных пороков – растление души. Все желания, страхи, радости, влечения поросли развратом и смутой. Я более не жаждала услышать шум прибоя, ощутить запах летних цветов, насладиться рассветом... Единственным источником истинного удовольствия стали низменные инстинкты и примитивные желания. За это я ненавидела его, себя и все окружающее... За это не могла простить.
Крепкие руки Роберта подхватили меня под попу и уже через минуту я оказалась сидящей на диване. Глупо было прятаться от неизбежного, поэтому я отрыла глаза и натолкнулась на изучающий мужской взгляд с каплей иронии и долей радости.
— Ты решила уволиться из секретарей и перейти в местный обслуживающий персонал? — сбрасывая сюртук на пустой диван, саркастично пошутил мужчина, затем, не замечая моего многозначительного молчания, вновь продолжил: — Семен не зря принял тебя за шлюху, все местные официантки тут так подрабатывают.
— Зная это, ты позволил ему так унижаться?! — хрипло, едва сдерживая слезы, прошептала я: — Это мерзко, Роберт Шаворский! Ты переходишь все дозволенные рамки. Не веди себя, как король мира. Не все можно купить за деньги. Например, уважение этого мужчины и его семьи ты больше никогда не получишь.
— Он не имел права называть мою любимую женщину так. И вообще, ни один адекватный и уважающий собеседницу мужчина не употребит по отношению к ней данное слово. Это верх наглости! Немного переусердствовал, признаю. Но, восстанови я его завтра на работе и выпиши премиальные, они будут всей семьей молиться на меня в храме целый месяц! — Роберт как-то уж слишком внимательно всматривался в мои глаза и с каждым словом голос становился все более наигранно веселым. Думаю, он понимал, почему я пришла, но не хотел признаваться себе в этом, отгораживаясь пеленой веселой музыки и отвлеченных разговоров: — Ты думаешь, я держу тебя в той больнице, потому что мне так охрененно нравится твое отсутствие в моей жизни? Какого черта ты сбежала оттуда с этим сопляком из бухгалтерии?
— Что?! Ты знал? Естественно, ты знал... — больше себе, чем мужчине, сказала я, а затем, тяжело выдохнув, произнесла фразу, которую боятся все мужчины, как огня. Все, но не Роберт Шаворский... — Мой побег мы обсудим потом, но сейчас… Нам нужно серьезно поговорить. Я знаю, что ты улетаешь в Нью-Йорк. Ты вообще собирался мне об этом говорить? Или я должна была узнать об этом из газет?
— Более того, я планировал взять тебя с собой! — отсалютовав мне бокалом с коньяком, он кивнул на полный бокал вина и я вдруг вспомнила, что Виола куда-то пропала из ложи. Что-то мне подсказывает, что Роберт был непосредственным инициатором ее исчезновения… — Ты переживала, что я брошу тебя одну, да, мышка? — улыбка с его губ медленно сползла, показывая мне пронзительный, совсем не пугающий, а как раз обеспокоенный, взгляд темных глаз: — Я бы не смог. Я хочу, чтобы ты была рядом. Всегда.
— Поздно… — тихо и хрипло прошептала я ему и, вскинув подбородок вверх, уверенно сказала: — Я уже приняла решение не ехать с тобой, так что просто пришла за ответами на давно мучившие меня вопросы.
Роберт открыл графин с коньяком и щедро налил его себе в стакан до самых краев, расплескав добрую часть на белую рубашку и дорогие брюки, и, пробурчав себе что-то под нос, выпил все содержимое разом до дна.
— Ничего себе… Ты наверное можешь пить все, что горит, без последствий… — озвучила я свои мысли и усмехнулась своей шутке, напоровшись на помутневший взгляд Шаворского, и тут же замолчалала, прикусив губу.
— Вопросы... — немного откашлявшись, хрипло, словно опытный алкоголик, прошептал Роберт и я, побоявшись, что огненное пламя из его рта заденет меня и тоже опьянит, продолжала молчать, затаив дыхание... — Спрашивай, что там тебе не давало спокойно спать в больнице, заставляя взрослую умную женщину лезть с десятого этажа по пожарной лестнице.
— Вопросов много… Нужно было записывать… — снова попыталась разрядить обстановку я, смотря как Роберт разом осушил поллитровую бутылку газировки, и, нахмурившись, продолжила: — Ты почему-то изначально решил, что Роман Усачев – не мой отец. Конечно, в последствии он и вправду оказался еще тем придурком, но… В чем причина? Его судимость? У кого в нашей стране ее нет? У единиц... К тому же ты не знал, что за изнасилование малолетней, так что…
