Следователя вызывали?

Почти сразу вспомнились как-то оброненные слова Кирилла, второго следователя по делу о психбольнице: «С психами нужно разговаривать осторожно, желательно говорить то, что они хотят услышать. В противном случае тебя могут покусать». Там просто пациент свято верил, что является потомственным оборотнем, по этой причине и кусал прохожих в дни полнолуния. Кстати, фразу Кирилл озвучил уже после того, как был знатно искусан, пытаясь доказать «оборотню», что тот не волк.

— Я с вами предельно откровенен, как вы там себя назвали? Елизаветой? — он поднялся на ноги, демонстрируя темно-синий камзол с серебряной вышивкой по краю. Чёрные, чуть широковатый штаны были заправлены в высокие кожаные сапоги, доходившие до колен.

— Именно так, — настороженно кивнула, следя за каждым его шагом.

От психов можно было ожидать чего угодно, но, как на зло, мужчина не выглядел повернутым на средневековье, хоть и был странно одет. Ткань выглядела дорого, слишком дорого для разыгрываемого спектакля. Впрочем, у богатых людей свои причуды, вот только меня никто не спросил, согласна ли я играть в дурацкие игры.

— Если вы меня отпустите, я обещаю не писать на вас никаких заявлений. Можете продолжать играть в свой вымышленный мир, я никому не расскажу, — сглотнув ком в горле, постаралась произнести как можно спокойнее, но к концу моей речи голос все равно сорвался.

Не сводя с меня пронзительных голубых глаз, «дядя» лишь хмыкнул, разворачивая ко мне не замеченное до этого напольное зеркало.

Твою мышь!

В зеркальной глади отразилась не я. Вернее, не совсем так. Там действительно было мое отражение с несколькими исключениями: моложе лет на десять, худее, да ещё и с длинными чёрными волосами, похожими после сна на воронье гнездо.

Что это? Какой-то монтаж? Розыгрыш?

Дотронулась рукой до волос, отслеживая действие в зеркале, ухватилась за мягкие, точно шёлк, волосы, медленно пропуская из сквозь пальцы. Не искусственные. Отпустив прядь, подняла руку вверх, махая, испуганно смотрящему в ответ, отражению. Девушка в зеркале повторила за мной, не отставай ни на секунду. Какого чёрта здесь происходит? Завертела головой по сторонам, пытаясь найти хоть какую-нибудь небольшую камеру, указывающую на то, что это всего лишь спецэффект. Знаете, такое состояние, когда найдёшь всему логическое оправдание, только бы не верить увиденному.

— Пытаешься найти оправдание происходящему? — вкрадчиво поинтересовался мужчина, наблюдающий за моими действиями, как за обезьянкой на цирковом представлении.

— А вы на что рассчитывали? Я должна просто взять и поверить в весь тот бред, о котором вы говорите? — перестав нервно накручивать чёрный локон, завела руки за спину.

Вдруг вспомнилась ещё одна причина, почему я уверенно просила отстричь парикмахера длинные волосы – накручивание прядей, один из признаков неврастении, вылезший на фоне скоропалительного развода. Дурацкая привычка и в другом мире меня нашла, а я уже и забыла, почему сделала каре.

— Бред? Девочка моя, ты видишь в зеркале чужое отражение и ты по-прежнему сопротивляешься. Ответь мне, почему? — он смотрел выжидательно, словно действительно не понимал, отчего я не могу поверить в сказанное им.

Да потому, что так не бывает! В происходящем нет никакой логики, а в волшебство и магию я не верила лет с пяти, когда узнала, что Дед Мороз – пьяница-сосед из соседней квартиры, готовый за чекушку побыть кем угодно. У него оттого и нос красный был, что с мороза и слегка поддатый. Случившиеся, как минимум, противоречит здравой логике, а как максимум… просто не бывает такого и все тут! Так с чего бы, спрашивается, верить непонятному проходимцу, уверяющему, что я попала в тело его племянницы?

— Постойте-ка, — вдруг вскинулась я, вспомнив, о чём говорил «дядя» в самом начале, — вы говорили что-то о верховном суде?

— Верно, дорогая племянница, — ухмыльнувшись, произнёс он, — тебе нужно всего лишь пройти слушание, если тебя оправдают, вернёшься домой.

— Да что же вы пристали ко мне с этой племянницей! Я – не она. Значит, слушание… А если не оправдают, что тогда?

— Умрешь навсегда, - сказал он спокойным тоном, пробравшим меня до костей.