Анна Малышева - Нежное дыхание смерти

– Как, Нино, ты носишь форму?! – изумился комиссар. – С каких же пор?

– С тех самых, как он пришел на твое место, друг, – мрачно ответил Нино. – Это чудовище, у него черная душа, такого я еще не видел! Мне вчера даже некогда было пожрать, клянусь, даже пиццу не мог съесть! Он насмотрелся фильмов про полицию, чтоб ему лопнуть!

«Хорошо его разобрало! – с удовлетворением подумал Арицци. – В сущности, даже к лучшему, что он мне звонит! Все-таки испытываю какое-то моральное удовлетворение… А то и месть не была бы местью…» И сочувственно спросил:

– Так скверно, да? Что же он, совсем неподступный? Поищи к нему подход, дружок! К каждому человеку можно найти подход!

– К нему – нельзя, потому что это не человек! – Нино в своих претензиях к Андзотто дошел до крайности. – У него просто нет души, комиссар. Таких надо сразу убивать. Я просидел в катере на ветру, без куртки, целый день и не мог уйти, потому что этот негодяй опрашивал в доме каких-то, видите ли, свидетелей! А на меня глазели мальчишки и показывали мне свои грязные задницы! Честное слово, комиссар, никогда я еще не чувствовал себя настолько полицейским, как вчера. Это было просто ужасно!

– Постой-постой… – Арицци искренне развеселился. Ему уже не было досадно, что Нино позвонил в конце дежурства. Он закурил другую сигарету и сощуренными смеющимися глазами стал смотреть в окно, одновременно разговаривая. – Почему ты был без куртки? Он что, и куртку у тебя отобрал?

– Нет же, комиссар… – Голос Нино звучал так, словно он сомневался в умственных способностях Арицци. – Куртку я снял сам, она ведь форменная. Я надеялся, что так не буду бросаться в глаза, но нет! В результате на меня напал жуткий насморк. Сейчас я принял две таблетки аспирина, но он все равно меня не отпустил…

– Аспирин или насморк?

– Тот, чье имя я не хочу называть вслух! – злобно ответил Нино. – Андзотто! Он хочет, чтоб я сдох. Комиссар, скоро я не выдержу и пошлю его ко всем чертям! Тогда меня вышибут из полиции, и пусть!

– Что ты говоришь? – Арицци не верил своему счастью. – Куда же ты тогда денешь свой ум и свою силу? Пойдешь в актеры?

– Шутишь, комиссар, – обиделся Нино. – Найду себе занятие получше, и прежде всего уеду отсюда.

Арицци благостно вздохнул. Это было даже больше, чем он ожидал. Теперь он чувствовал даже какую-то симпатию к Нино.

«Как-никак мы с ним неплохо работали вместе, пока не случилась эта нелепая история… Бедный парень!»

И еще он подумал, что Фульвии никогда не расскажет, как вынудил бедного парня уехать из Венеции.

«Забыто и кончено! Скоро его тут не будет…»

Комиссар сам себе не признавался, что все еще ревновал и готов был оборвать телефонный провод в своей квартире, чтобы в его отсутствие Нино не позвонил жене. Но это была бы глупость, недостойная мужчины.

– Тебе чертовски не повезло, что и говорить. Если бы я знал, что так получится, еще подумал бы, прежде чем переводиться… А что вы расследуете? Убийство?

Он решил поговорить из вежливости еще пару минут и отправляться домой. Нино же принял его интерес за чистую монету и возбужденно заговорил:

– Непонятно, комиссар! То ли убийство, то ли самоубийство.

– Что ж, обычное дело. В таких случаях можно заключить пари. Ставлю на то, что это самоубийство.

– А я думаю, что убийство, – возразил Нино. – Комиссар, да ты ведь знал того парня! Помнишь уборщика из мастерской Джакометти?

– Что-то помню, – нехотя признал комиссар. Все, что относилось к тому периоду его жизни, он не слишком любил вспоминать. – Кажется, Серджо. Такой доходяга, он?

– Да, комиссар. Тот страшный доходяга. Он был наркоман и здорово причастился в последнее время. Слопал столько, что не каждому под силу.

– Скатертью дорога, – отозвался Арицци. – От этого и помер?

– Не совсем так. Его нашли на Канале-Гранде. Красовался прямо на фарватере. Портил весь вид. Ну и парочка ссадин на руках, словно он дрался, и еще рассечена скула. Так что его могли и столкнуть. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Так что я стою за убийство.

– А что думает твой комиссар? – ехидно поинтересовался Арицци. – Он за что стоит?

– Он стоит за то, чтобы сжить меня со света. Сегодня мы опять там были и опрашивали весь квартал. Ему нечего больше делать, как возиться с этим несчастным.

– Что же, желаю успеха. – Арицци решил закругляться. – Да, будешь еще там, передай мой привет Джакометти.

– Как, комиссар? – удивился Нино. – Вы не слыхали? Но он ведь умер! Еще неделю назад или чуть меньше. Об этом и в газете было.

– В самом деле? А он-то отчего?

Приступ. Сердце, кажется, отказало… Помер прямо в своем кресле, в мастерской… Бедняга, хотя и порядочная сволочь.

Как ни странно, комиссар при этом сообщении почувствовал нечто вроде огорчения.

«Таких людей, как Джакометти, становится у нас все меньше, – подумал он, вспомнив колоритного хозяина мастерской. – Скоро их совсем не останется, и тогда Венеция будет просто каменным трупом. Без людей она мертва, туристы ей не нужны, хотя они ее кормят. Ее люди – это ее кровь. Последний венецианец умрет в последний день Венеции. Она его не переживет. Тогда слетятся стервятники со всего света и расклюют ее по кусочкам… Никто не вспомнит о нас…»

Он погасил сигарету и сказал Нино почти дружески:

– Позвони мне еще, когда что-нибудь будет ясно. Бедный старик! Мастерскую теперь закроют?

– Нет, его брат приехал из Милана. Так что все в порядке. Марка останется та же. Марка – это деньги. Ведь Джакометти знали все. Комиссар, можно принять твою ставку?

– Господь с тобой, на что я поставил? – испугался комиссар.

– На Серджо, – напомнил Нино деловитым тоном. – Ты стоишь за то, что это самоубийство, а я думаю, что убийство. Сколько записать?

– Запиши прощальный ужин. Когда ты будешь уезжать, я дам тебе ужин, если проиграю. А если выиграю – ты меня угостишь.

– Здорово! – обрадовался Нино. – Посидим по-мужски, вспомним старое!

– Это точно, по-мужски, – невесело усмехнулся комиссар. – Женщины все портят.

Он положил трубку и посмотрел в окно. Погода была чудесная, и комиссар решил пойти прогуляться с Фульвией и малышом.

«Парню следует больше бывать на воздухе. Он слишком бледен. Как все венецианские дети, впрочем…»

Так они и сделали. Сперва погуляли, потом посидели в кафе, глядя на красные цветы в кадках, расставленных вдоль набережной канала. Малыш все тянулся поиграть с ними, Фульвия смеялась, хватая его ручонки и притягивая к себе, а сам Арицци сидел с таким спокойным и уверенным видом, словно для него никогда не существовало неприятностей и проблем.

Домой они вернулись, когда малыш начал клевать носом. Фульвия уложила его и пришла в спальню. Арицци ждал, лежа в постели, укрывшись до подбородка шелковым одеялом. Фульвия разделась, неторопливо складывая вещи на стуле, поглядывая на себя в зеркало и откалывая одну шпильку за другой от своих роскошных рыжих волос.