Андрей Остальский - Синдром Л

А потом мы рухнули с небес на землю, назад на бордовый диван. Приземлились опустошенные, едва дыша, но крепко держа друг друга за руки.

И только тогда напряжение стало отпускать меня. Я мог снова просто любоваться ее лицом, скулами, глазами, гладить ее, едва касаясь, кончиками пальцев.

Нет, все-таки это точно не только секс. В книгах такое читаешь — не веришь, усмехаешься. Знаем-с, знаем-с, как же! Поучите нас еще романтической любви. А лучше — с этим к тете Тоне из хозяйственного. Она еще со школы в романтическую любовь верит. В основном потому, что недотрахана.

Только вот эта «недотраханная» тетя Тоня права, оказывается! Вот ведь какая штука. Можно, выходит, прикипеть к другому существу так, что не разорвать. Так, что себя забываешь. И эти удивительные минуты после . Когда лежишь рядом и плавишься от нежности, впитываешь в себя ощущение ее кожи, ее запахи и ее тепло. Высшая точка чего-то. Всего.

— Ты знаешь, Шурочка, что бы ни случилось, ты не бойся… ты помни: мы все — лишь персонажи из твоего сна. Мы все тебе только снимся, — сказал я.

Она смеялась беззвучно, нежилась, купаясь в лучах света. И этот свет излучал я, да, я! От этого гордого понимания мне стало как-то очень легко.

И тут в наступившей тишине раздался звонок. Как в фильме, подумал я. Спасибо, «космонавты», что не пришли секундой раньше.

Шебякин заворочался за своей ширмой. Сашенька вскочила и босиком, натягивая на ходу юбку и кофточку, побежала к нему. Я слышал ее шепот. Не каждое слово мог понять, но общий смысл был: не надо открывать, а то пропустите самое интересное.

«Хм, — сказал я себе. — Наверное, у этих двоих какие-то свои секреты…»

А в дверь звонили все настойчивее.

— Не открывайте! — громким шепотом умоляла она. Но Шебякин, громко заворочался там, видно, пытаясь встать. Кажется, дело дошло до того, что она стала физически его удерживать, не давая подняться на ноги.

— Что ты себе позволяешь, девчонка! — возвысил голос старик. — Отпусти меня немедленно!

Наверное, те, за дверью, услышали шум в квартире. А может, прибор у них был соответствующий. Эхолот какой-нибудь сухопутный, для ловли отщепенцев. В общем, какая-то там суета за дверью началась, и она мне совсем не нравилась.

Сашенька выскочила из-за ширмы.

— Где моя сумочка?

— Да вот же она. — Я протянул ей изящную сумочку из белой кожи. Не отечественное производство, понятное дело. Балует ее Фазер. Я еще не так бы баловал, если б мог.

Но что это ей вдруг приспичило? Накраситься решила перед смертью, что ли? Все-таки загадка эти женщины!.. И уж кому-кому, а ей вообще никакая косметика не нужна.

Но я ошибся. Вовсе не косметичку извлекла она на свет. А средних размеров пистолет.

— «Парабеллум», — деловито сказала она. Сказала так, как будто это объясняло, почему огнестрельное оружие оказалось в дамской сумочке.

— А, ну тогда понятно, — сказал я. — Раз «парабеллум», тогда другое дело. Тогда все нормально. Обычная вещь. Непременный атрибут современной женщины.

— Смейся, смейся, — сказала она.

— Лучше дай его мне, — сказал я. — Я хотя и не лучший стрелок на свете, но зачет сдавал когда-то. Могу попытаться. Пульну пару раз. Хотя, ты знаешь, они же все в броне. Шлем, может, пуля и пробьет с близкого расстояния. А может, и нет. Но есть шанс, что оглушит. Мне один коллега рассказывал, что верное место только одно — в шею, между шлемом и бронежилетом на груди. Но это один сантиметр всего, сам Ворошилов не попал бы.

Я протянул руку, чтобы забрать у нее опасное оружие, но тут раздался грохот, и во входной двери образовалась большая дымящаяся дыра. Знаменитый броневой заслон оказался не таким уж неприступным. Но в ту же секунду Сашенькина рука взметнулась вверх. Она выстрелила три раза подряд. Это была почти автоматная очередь. Вот это «парабеллум»!

Но самым поразительным, даже пугающим, было отчетливое ощущение, что стрелял каким-то образом именно я, а не Сашенька. Даже в руке боль отдалась. Казалось, я только что ощутил тяжесть пистолета, отдачу почувствовал. Это же я ненавидел, это же я хотел выстрелить… И, кажется, выстрелил…

Но я смотрел на свою пустую руку и понимал: это безумие. Галлюцинация.

Я обернулся и, не веря глазам, смотрел на результаты Сашенькиной стрельбы. Первый «космонавт», пролезший в дыру, лежал на полу в противоестественной позе, и вокруг него быстро образовывалась лужа крови. Видимо, он был мертв. Еще двое застряли в дыре, почти полностью закрыв ее своими телами. Признаков жизни они тоже не подавали. То ли раненные, то ли оглушенные. А может, и мертвые даже.

— Хорошо, что ты мне успел сказать про то, куда целить, — сказала Сашенька.

Хорошо? Я вовсе не был в этом уверен. Не хотелось говорить ей, что зря она эту пальбу затеяла, все равно никаких шансов у нас нет. Теперь они совсем озвереют. И чего она добиться хотела — унести с собой как можно больше жизней вражеских, что ли? Но это же не германские оккупанты какие-нибудь. Простые служивые ребята, я и сам недавно был таким же.

Но я промолчал. Как говорил мой дед, факт совершен, и с ним надо считаться. Зачем Сашеньку расстраивать. Что сделано, того не вернешь…

Ко всему прочему, мне интересно было, где это она так обращаться с пистолетом научилась? Спортивная стрельба у нас вроде как теперь запрещена… Впрочем, ничто меня в ней больше не удивляло. Конечно, моя Сашенька все умеет. Не только по-латыни шпарить, но и кашу сварить, омлет с грибами мастерски пожарить и пляцки бесподобно испечь. Ну и стрелять тоже. Кто бы сомневался.

А вот про Шебякина мы подзабыли. Он стоял напротив двери и изучал последствия Сашенькиного снайперского огня.

— Американцы? — спросил он, указывая большим пальцем в сторону поверженных «космонавтов».

Мы с Сашенькой переглянулись.

— Нет, Петр Алексеевич… боюсь, что нет. Это…

Но я не успел договорить. Уоки-токи на плече погибшего бойца захрипело и сказало важным начальственным голосом:

— Повторяю приказ: молодых взять живыми. Любой ценой. Повторяю…

И вот тут старика проняло:

— Это что же такое? А? Так это наши, выходит? И что значит: молодых брать живьем? А старых?

Подумав, он все же нашел объяснение происходящему.

— Нет, никак не может быть, чтоб это наши были. Наши так себя не ведут. Это агентура. Предатели завербованные. Агенты госдепа.

И с этим словами старик исчез в глубинах квартиры. Я бросился к Сашеньке и едва успел ее обнять, как Шебякин появился снова. В руках он нес незнакомый мне короткоствольный автомат. Что-то очень древнее. Откуда он его взял? Сувенир из бурной молодости, надо думать. Неужели это еще стреляет? Оказалось, вполне.