Мариус Брилл - Хищная книга

И иногда, как я замечаю, мои слова запечатлеваются на ваших губах, словно мой нежный поцелуй. Воздушный поцелуй бродячего актера. И как бродячий актер я говорю: «Позвольте взять вас за руку», — рука в руке, рой надежд, — «и провести по улицам Лондона», а точнее, по улицам Шепердз-Буша, ведь именно там я провело ночь, на холодном подоконнике Миранды.

По ту сторону заиндевевшего стекла утро уже захватило власть над Шепердз-Бушем, моим нежданным пристанищем на два года. Другие, более популярные романы, всякие Куксоны и Гришемы, возвращаясь, радужно описывали, что это за место — Шепердз-Буш, а теперь я наконец-то могу воочию с ним познакомиться. Шепердз-Буш, «Пастушьи кустарники». Мне представлялась эдакая пасторальная идиллия. Овцы, пасущиеся на сочных зеленых лужайках, и козы, обгрызающие кустарниковую поросль. Шепердз-Буш. Когда-то, должно быть, мальчишки присматривали за блеющими тучными стадами, лениво устроившись в прохладной тени развесистых кустов, ветки которых прогибались под тяжестью спелых сладких ягод.

Теперь из всей картины остались только кучки лениво сидящих подростков.

Не то чтобы пригород, но и далеко не центр города, окраинная часть западного Лондона. На востоке район ограничен дорожным треугольником — три четырехполосные магистрали, три автомобильные артерии Лондона, устремляют свои транспортные потоки наперекор друг другу. Внутри этого загазованного треугольника располагается «зеленая зона», клочок пожухлой желтой травы — все, что осталось от живой природы и давно забытой патриархальной деревни с ее полем для крикета и омутом для ведьм.

В наши дни на гипотенузе, напротив «зелени», цепочка фаст-фудов извергает на улицу пар и чад, этот фимиам империи жира. На другой стороне улицы стоит обветренный, унылый торговый центр постройки 1970-х годов из позеленевшего, замшелого бетона; рядом с ним — три банка, которые грабят чаще, чем любой другой банк Лондона. Около каждого банка есть потертый уличный банкомат, но все они не работают и только порождают парадокс бесконечных итераций, так как на каждом стрелка указывает на соседний как «ближайший исправный банкомат». У тротуара всегда стоит в очереди на парковку несколько ржавых «фордов-сьерра» с аккуратно замазанными грязью номерами; в них плотными рядами сидят мужчины с натянутыми на турнепсообразные головы черными колготками и с дробовиками в руках. Таким образом, на этой стороне улицы тоже с нетерпением ждут возгласа «свободная касса!».

К западу от «зеленой зоны» Шепердз-Буш занимает территорию между расходящимися Голдхоук-роуд и Аксбридж-роуд. В районе полно теснящих друг друга «полуособняков» и хипповатых, обвешанных постерами «Нирваны» трущоб, источающих специфический кадильный аромат в блаженном неведении, что шестидесятые давно канули.

Эта зона загрязнения, эта гнилостная проплешина с ее дефицитом достоинства, с копотью и агонизирующим воплем транспорта, этот водоворот в тине, этот полу-Эдем, это фальшивое прикрытие, изобретенное Ненавистью, чтобы защитить свои подлинные богатства от рук заразных нищих, этот снобизм, эта порода толстозадых людей, приученных все в жизни получать через маленькое низенькое окошечко в стене; островком среди более современных и не таких паршивых районов раскинулась эта «благословенная» страна, эта земля греха — Шепердз-Буш.

Здесь, в Шепердз-Буше, на северной стороне Годдхоук-роуд, и располагалась — под самой крышей дома — довольно мрачная комнатенка Миранды. В то утро рассвет медленно полз вдоль улицы, будто даже солнцу в этом районе не мешало вести себя поосторожней. Оно не часто сюда наведывалось, а так как Миранда избегала лишних контактов с любыми механизмами, жалюзи она не закрывала. И дело тут совсем не в нескромности. Хотя окно и выходило на крыши, только агент по недвижимости мог, уставившись на небоскребы Хаммерсмита, описать вид из него другим эпитетом кроме «унылый»; впрочем, если вам повезет и смог будет не особо плотным, вы различите трубу крематория в госпитале Чаринг-Кросс.

Солнце, ворвавшееся в то утро в комнату Миранды, иначе чем издевательством не назовешь. Оно разбудило ее за несколько часов до того, как ей надо было вставать на работу, и залило беспощадным холодным светом. Это всегда пугает тех, кто думал, что хорошо спрятался. Миранда стала протирать глаза, начав с уголков, и крупинки оттуда остро царапнули набухшие под глазами мешки. Комната кружилась. Любой поворот головы мог привести к трагически непредсказуемым последствиям, а к горлу подступил комок с привкусом вчерашних чипсов. Миранда сползла с матраса и потащилась к двери. Осознав, что одежды на ней нет, а жестокое утро не имеет жалости укрыть ее сумраком, она стащила с двери короткую кожаную курточку и продолжила свой путь на лестничную площадку пролетом выше. Цепляясь за перила, втащила себя вверх и ввалилась в ванную. Заперев дверь, встала на колени перед фаянсовым алтарем. Упираясь лбом, напряглась и судорожно сглотнула. Почувствовала знакомые спазмы, характерную дрожь в желудке, движение вверх по пищеводу, конвульсии в горле — и оросила раковину смесью мартини, оливок, желчи, слизи, чипсов и еще какой-то дряни, уже не поддающейся анализу.

Через минуту-другую она выпрямилась, шагнула и присела над унитазом; хватаясь за туалетную бумагу, извергла накопившиеся внутри жидкости, которым удалось найти еще один выход из ее тела.

Медленно и осторожно продвигаясь по лестничной площадке, Миранда крепко обхватила руками курточку. Короткую, не прикрывающую даже ягодицы, не то что роскошные белые ноги, мерзнущие на стылой лестничной площадке. Она услышала, как похрапывает в своей комнате Тони Изсоседей.

По случайному стечению обстоятельств, Тони Изсоседей вовсе не застыл сейчас на кровати, убаюканный мерцанием компьютерного монитора. Он вовсе не спал, одной рукой придерживая на груди журнал «Не скучай», а другую запустив под холмик в центре своего одеяла — высокотехнологичного, с мощной электроизоляцией, коллекционная вещь для настоящих фанатов «Звездных войн». Нет. Тони явственно видел себя стоящим без одежды на лестничной площадке напротив Миранды, одетой в одну лишь кургузую курточку, так что внизу, от ступней до маленького, плоского, обворожительного, нежного живота она тоже была абсолютно голой. Он без стеснения разглядывал мистический, курчавый, темный треугольник ее волос, манящий, наконечником стрелы указующий вниз, на чувственную белизну ее обнаженных ног. Тони ощутил, как желание наполняет его, а Миранда постепенно, шаг за шагом приближалась к нему, словно в авангардистском фильме с замедленными съемками и стоп-кадрами. Ее стройные бедра гипнотически покачивались в такт поступи, мышцы икр стали напрягаться, выталкивая тело вперед, а отчетливо выступающие кости таза двигались страстными толчками, стремясь поскорее прижаться к его бедрам. И вот ее тело мягко ударилось в него, Тони почувствовал жар ее плоти, округлость ее лобка, его затопила волна головокружительного восторга. Мгновение безудержного счастья. Взрыв чистого, невинного удовольствия.