Эвелин Энтони - Выстрелы в замке Маласпига

– Уже седьмой час – мы должны спуститься вниз и выпить бокал вина или коктейль с моей матерью. К счастью, Джон знает, как обходиться с ней. Умеет ее занимать, а то она очень скучает.

– Милый человек, – сказала Катарина. – И похоже, очень привязан ко всем вам.

– Вполне естественно. К тому же у него большой талант. Надеюсь, вас не утомили ваши предки?

– Нет, конечно, – все это ужасно интересно для меня. Благодарю вас.

– Пожалуйста, зовите меня Алессандро, – сказал он по пути в салон; – И позвольте звать вас Катариной. Мисс Декстер – слишком формальное обращение к двоюродной сестре.

Салон был освещен неярким светом; запах гобеленов смешивался с другим, более приятным запахом. В дополнение к электрическим лампам на большом столе в центре мерцали свечи, и Катарина поняла, что они ароматизированы. Чайный стол сверкал хрустальными бокалами и графинчиками. Лакей предлагал напитки. Молодая герцогиня ди Маласпига ушла, остались лишь старая дама и канадец. Они сидели рядом и смеялись. Оба подняли глаза при их приближении. На щеках старой герцогини были два пунцовых пятна, и ее глаза поблескивали. В этом обманчивом свете она выглядела так молодо, что Катарина была поражена. В ее взгляде, устремленном на сына, сквозила легкая усмешка.

– Вернулись, – сказала она. – Как долго ты ходил с мисс Декстер, Сандро. Ей, верно, до смерти опостылели ее предки. Выпейте с нами коктейль, дорогое дитя. Мой сын такой эгоист, даже не подпускает нас к вам. – Ее смех звучал как звонкая трель, с чуть заметными нотками иронии.

Катарина села подле нее, по другую сторону от Джона Драйвера. Герцогиня положила на ее руку свою, худую и тонкую, словно старая бумага. На мизинце у нее сверкала печатка с вырезанным на ней гербом – точно такую же Катарина оставила в гостинице, забыла надеть.

– Выпейте чего-нибудь, – настаивала мать Алессандро. – Джон приготовит вам свой изумительный «Старомодный»[7], он научил этому Бернардо, но у того получается не так хорошо. Или, может быть, вы предпочитаете шампанское?

– Пожалуйста, виски, – попросила Катарина. Она чувствовала, что Алессандро за ней наблюдает, смущали ее и чуть насмешливые взгляды его матери.

– А для меня один из этих восхитительных коктейлей, – потребовала старая дама. Она взяла бокал и стала жадно высасывать его содержимое. – Когда вы стареете, – сказала она Катарине, – жизнь может предложить вам мало приятного. Остается жить лишь ради такого напитка, как «Старомодный». В молодости я ограничивалась вином – крепкие напитки считались неподходящими для женщин. Но теперь вино плохо на меня действует. Старость – печальная пора, моя дорогая. Наслаждайтесь своей молодостью – вы даже не знаете, как она драгоценна.

– Не кокетничайте, герцогиня, – мягко произнес Джон Драйвер. – Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. Вы выглядите сегодня совсем как девушка, – верно, Сандро?

– Вы владеете секретом вечной молодости, мама, – сказал герцог. – Наша кузина подумает, что мы плохо о вас заботимся, если вы будете продолжать в том же духе. Не пейте больше коктейлей – они нагоняют на вас грусть.

Сказано это было ласково, но старая герцогиня опустила бокал. Она, видимо, поняла своего сына.

– Я должна переодеться, скоро ужин, – сказала она, затем повернула свое красивое накрашенное лицо к Катарине и выразила улыбкой все то же наигранное дружелюбие. – Вы должны посетить нас еще один раз, дорогая.

Поняв, что герцогиня прощается с ней, Катарина тотчас же встала. Герцог и Джон Драйвер проводили ее до вестибюля.

– Я отвезу мисс Декстер в гостиницу, – предложил Джон Драйвер, – моя машина – у дома.

Алессандро склонился над ее рукой и на этот раз чуть коснулся ее губами.

– Хотите завтра прийти и посмотреть бумаги?

– Да, – быстро отозвалась она, – если это удобно, я бы с удовольствием пришла.

– Значит, договорились, – сказал герцог. – Джон отвезет вас домой, а завтра я заеду за вами в час дня и вы пообедаете у нас. Всего вам хорошего.

Когда они пересекали Понте-Алла-Карраройя, Драйвер посмотрел на нее и усмехнулся.

– Не поддавайтесь его обаянию, – сказал он. – Я тоже был покорен при первой нашей встрече. Он как будто берет вас приступом. И это получается у него совершенно естественно.

– Возможно, – ответила Катарина. – Но дело в том, что я привыкла к тому, чтобы за мной ухаживали.

– А вы отказали бы ему, если бы он стал за вами ухаживать?

– Боюсь, что нет, – призналась она. Но не потому, что покорена его красотой и обаянием, мысленно добавила она, тут Драйвер ошибается. Теперь, когда она была уже не на Вилле и сидела рядом с вполне обычным человеком, она вдруг подумала, что Алессандро Маласпига – самый страшный человек, когда-либо ей встречавшийся. У нее было чувство, будто она побывала в старинной гробнице. Ее все еще преследовал запах ароматизированных свеч и выцветших гобеленов, навязчивый и нездоровый. Если бы не та цель, которая привела ее во Флоренцию, она никогда больше не вернулась бы в этот дом, к этим людям.

– Женщины никогда не отказывают ему, – сказал Драйвер. – Вот в чем беда. Стоит ему поманить мизинчиком, и они тут же бросаются ему в объятия.

– Не хотелось бы об этом говорить, но я не из таких. Во всяком случае, я думаю, что вы неправильно истолковываете его намерения. Я его кузина, мы только что познакомились, и он пригласил меня на обед.

– Да, конечно. – Он снова дружески усмехнулся. – Но то, что вы такая хорошенькая, само говорит за вас. Кстати, он замечательный собеседник; этот обед вам понравится.

– Не сомневаюсь. Я не хотела бы проявить неблагодарность; с его стороны было очень любезно пригласить меня. – Около гостиницы они пожали друг другу руки и расстались.

– Может, вы как-нибудь пообедаете со мной, – предложил он. – Я с удовольствием посидел бы вместе с вами в каком-нибудь ресторанчике.

– И я тоже, – согласилась Катарина. Джон Драйвер был вполне реальным и даже, кажется, сердечным человеком... «У него большой талант», – отозвался о нем Алессандро. Интересно знать, что это за талант?

«Что с Фрэнком? Он даже не выходит попить пивка», – размышлял Джим Натан, который работал еще в старом Бюро по борьбе с наркотиками – до его слияния с федеральным Бюро. Этот приземистый и коренастый человек отслужил уже пятнадцать лет. Поговаривали, что он грубо обходится с подозреваемыми. Такие специалисты, как Бен Харпер, считали его методы и приемы безнадежно отсталыми. После нескольких порций какого-нибудь крепкого напитка он начинал настаивать, что мягкое обращение с наркоманами – типичное проявление левацкого перегиба, пагубного для американского народа.