Эвелин Энтони - Выстрелы в замке Маласпига

Было решено очистить это место, и Натан возглавил направленный туда полицейский отряд. Он запомнил худенькую, с пустым взглядом девушку, которая, дрожа и онемев от страха, стояла спиной к стене, пока производились аресты. Он почувствовал к ней неожиданную симпатию, чувство, давно уже ему незнакомое. И жалость. Достаточно сильную, чтобы он подошел к ней и сказал, что ей нечего бояться. Если, конечно, она ни в чем не виновата. Он сразу же понял, что она принимает наркотики. Только героин придает коже такой желтушный цвет, а глазам – такую прозрачность и блеск. Ее следовало задержать, отправить в участок, а оттуда в тюрьму. Но Натан не арестовал ее.

На следующий вечер он вернулся в это кафе, чтобы найти ее. Ее исчезновение его не удивило. Преследуемые страхом, кредиторами, полицией, люди вроде Мари всегда убегали. Найти ее оказалось нетрудно. Она устроилась уборщицей в захудалый бордель, хозяин которого сердито пожаловался Натану, что поборники свободной любви подрывают его бизнес. Натан и сам не знал, чего от нее хочет. Он только знал, что воспоминание о ней мучает его, как зубная боль. Он не чувствовал ни отвращения, ни презрения, которые вызывали у него почти все наркоманы. Он угостил ее ужином, к которому она не притронулась, и попытался завязать с ней разговор. Попытка оказалась безуспешной. Ведь он был копом; она только смотрела на него расширенными, испуганными глазами. Прошло много времени, прежде чем Натан сумел найти доступ к ее душе; в течение последующих нескольких недель он договорился с хозяином борделя и его женой, чтобы ей платили приличное жалованье и ограждали от неприятностей. Он пригрозил, что, если они не выполнят его условий, он тут же закроет их заведение, но они тщательно соблюдали заключенную с ним сделку и почти не выпускали Мари на улицу. Она регулярно встречалась с Натаном почти два месяца, после чего призналась, что принимает героин.

В одно из свободных воскресений они прогуливались по Центральному парку, когда она вдруг сказала:

– Ты не можешь видеться со мной. Я тебе не пара, потому что сижу на игле. Спасибо тебе за все – и прощай.

Она повернулась и побежала прочь. Натан нагнал ее в несколько секунд. Она горько плакала; тогда-то он и решил жениться на ней. Кто-то же должен помочь ей избавиться от этой пагубной привычки; кто-то должен позаботиться о ней. За ужином он смотрел на нее с глубокой нежностью. Она была исключением, той самой статистической единицей, которая и предопределяет общий успех. Под присмотром Натана она прошла курс лечения и, когда перестала принимать наркотики, вышла за него замуж. С тех пор она ни разу не поддалась искушению. Она гордилась своим домом, проявила себя экономной хозяйкой, и он любил ее мучительно-болезненной любовью. Она даже вызвалась принять иудейство, но он отклонил ее предложение, потому что еще в детстве отрекся от своей религии, но был растроган до слез. Она была обязана ему всем и не переставала его благодарить. Это, само собой, не мешало ей готовить вкусные кошерные блюда. За три года она ни разу не оступилась, ни разу не проявила слабости. На нее можно было положиться.

Он помог ей убрать со стола и вытереть вымытые тарелки. Все это время они разговаривали: она смешила его, рассказывая о всяких мелочах. Было уже почти десять, когда он подошел к телефону.

– Приготовь мне чашку кофе, киска. – Отослав ее в кухню, он набрал все тот же номер. На этот раз трубку, хоть и не сразу, но сняли.

– Мистер Тейлор?

– Да, это я.

Натан смотрел на дверь кухни: жена ничего не могла слышать. Он не стал расточать время на обычные любезности.

– Это Натан. У нас проходит тренировку еще один голубь... Да, да, как только выясню точнее... Но знайте, что что-то затевается.

Он повесил трубку еще до того, как Мари вошла с двумя чашками.

– Ты куда-то звонил?

– Да, к нам в офис, – улыбнулся он.

За пятнадцать лет этим гадам так и не удалось подобраться к нему, а уж как они пытались. Сулили горы денег, грозили. Но с того момента, как он женился на Мари, он оказался у них в руках. Им только стоило нажать на рычаг, и они на него нажали. Он даже не пробовал сопротивляться; в глубине души он сознавал, что так и должно было случиться, и принимал то, что последовало, как неизбежное. Теперь он сражался на их стороне. Его предупредили, что, если он будет артачиться, однажды, вернувшись домой, узнает, что у его жены были посетители и что ее посадили на иглу. И теперь он работал на Эдди Тейлора, владельца антикварного магазина на Парк-авеню. Это было все, что он знал, а большего он и сам не хотел знать.

Обняв одной рукой жену, он не спеша потягивал кофе.

– Не посмотреть ли нам телевизор, Джимми? Шоу Вэнса Патрика?

– О'кей. Мы как раз посмотрим первую половину. А потом, пожалуй, пойдем спать.

Она поцеловала его. Он улыбнулся и сжал ее в объятиях. К чертовой бабушке Эдди Тейлора. К чертовой бабушке Бюро. С его женой во всяком случае ничего не случится.

Без пяти час Катарина была уже внизу, в вестибюле гостиницы. Приготовилась она очень тщательно: нарядилась в легкое бледно-желтое платье и надела на палец маленькую, ненавистную ей печатку. Повесила на плечо большую сумку. В ней были спрятаны подслушивающие и записывающие устройства, которыми ее снабдил Карпентер в Нью-Йорке. Они с герцогом договорились, что она будет в библиотеке одна и сможет просмотреть семейные анналы. Герцог сказал, что библиотека – его любимая комната. Значит, это самое подходящее место для установки записывающего устройства, и времени для этого у нее будет достаточно.

Алессандро заехал за ней в час дня на роскошном, каких-то немыслимых очертаний «феррари», на дверях которого красовался неизменный фамильный герб. Одет он был с некоторой небрежностью: в канареечный свитер с шелковым шарфом. Он поцеловал ей руку, сказал, что она восхитительно выглядит. Пообедали они в ресторане «Лоджия» на Пьяцца-ле-Микеланджело, высоко на флорентийских холмах; здесь-то и стоит, взирая вниз на город, знаменитая статуя Давида, творение великого мастера.

Если бы потребовалось описать Алессандро ди Маласпига одним-единственным словом, это было бы «магнетизм». Катарина еще не встречала человека, который так щедро был бы наделен этим качеством. То, что он один из сильных мира сего, герцог, человек обаятельный и богатый, еще не могло объяснить всей силы его притяжения. Он производил неотразимое впечатление при любых обстоятельствах. Когда они вошли в ресторан, все как по команде повернулись в их сторону, несколько посетителей улыбнулись и помахали рукой. Он никому не представил ее, крепко, с обычной своей властностью взял ее под руку и пошел прямо к их столику, предшествуемый самим метрдотелем.