Позволь тебя не разлюбить (СИ) - Лабрус Елена
Я села рядом, заставив его подвинуться.
— Придётся довериться, Ваше Величество. В вену я попаду с закрытыми глазами — столько уколов сделала деду. А это рекомендация врача, — коротко рассказала я историю с избитой женщиной.
— Терпеть не могу таких… его даже мужик назвать нельзя, — презрительно скривился он. — По жизни они трусы, и кулаками махать... смелые только с бабой.
— Не могу не согласиться, — ответила я и затянула на его руке жгут.
— Ладно, чёрт с тобой, — нехотя согласился он.
Но не потому, что я его убедила, а потому, что, как ни храбрился, ему было нехорошо.
Очень нехорошо.
— Надеюсь, это не от страха? — улыбнулась я, когда он сглотнул.
— Не дождёшься, — усмехнулся он, и даже не отвернулся, когда я освободила от колпачка иглу. Даже не поморщился, когда воткнула её в вену.
Ждать какого-то мгновенного эффекта от лекарства не приходилось, но травматолог сказал: лучше колоть, чем не колоть, и я выбрала первый вариант.
И потом, когда снова набирала в шприц лекарство и колола Его Величеству жаропонижающее в его каменную ягодицу, он тоже с готовностью повернулся и даже не вздрогнул.
— У тебя лёгкая рука, — улыбнулся он.
Его волосы высохли и скрутились идеальными локонами.
Как же повезёт его дочери, если ей достанутся его кудри, невольно подумала я. У него наверняка будут очень красивые дети.
И может, я тоже перегрелась, но сейчас отчётливо видела в нём черты Кирсанова старшего. Тот стригся коротко, имел неправильную форму головы, но сходство было очевидным.
После инъекции я принесла бульон.
Его Величество помотал головой, давая понять, что есть не будет.
— Я знаю, что тебя тошнит, но буду очень благодарна, если сделаешь хотя бы пару глотков. Всего пару и можешь дальше спать, — подала я ему кружку.
Он сглотнул сухим горлом. Ни пить, ни есть ему не хотелось, чай тоже остался нетронутым.
— А если потом мне понадобится судно? — усмехнулся он.
— Значит, принесу тебе судно. Я умею ухаживать за больными, а тебе нужны силы.
— Надеюсь, так низко я не паду. Но только ради тебя, — взял он широкую кружку с бульоном, и пару глотков действительно сделал.
— Если что, туалет слева по коридору, но один лучше не ходи. И вообще, не стесняйся, зови, я рядом.
— Спасибо, — сжал он мою руку, а потом бессильно опустил.
Сорок и пять на градуснике практически не оставили ему шансов и дальше со мной флиртовать.
Но всё же он попросил:
— Побудь со мной, пока не усну.
Глава 10
Я осталась на всю ночь.
Поднялась в свою комнату, но не смогла уснуть, спустилась в кухню, чтобы быть поближе, но и там показалось слишком далеко: я всё время прислушивалась. В итоге я забралась с ногами в кресло-качалку, благо его размер позволял, прикрепила на корешок книги гибкую лампу, чтобы подсвечивать страницы. Да так и заснула книгой, свернувшись калачиком.
Так и провела в кресле-качалке три ночи подряд, пока с моего Короля сходило по семь потов, он то бредил и метался, то вырубался и спал так тихо, что я подходила проверить, дышит ли он.
Я терпеливо перетягивала эластичным бинтом его плечо, что расцвело синяком от удара, ставила уколы, меняла пластырь на лбу. Грела бульон. Водила его в туалет. Читала вслух, когда он просил.
А когда спал, смотрела, как он спит. На его лицо можно было смотреть бесконечно. И я боялась отойти даже в душ, чутко прислушиваясь к каждому шороху, как сторожевая собака, ловя каждое движение, каждый скрип и каждое слово, что он произносил в бреду.
Бред его был на удивление бессвязным, но ни одного женского имени я не услышала.
На третий день я проснулась оттого, что он на меня смотрит.
Где-то за домом пела птица, вдохновенно выводя задушевные трели. На улице занимался рассвет. Небо горело нереально розовым цветом. И глаза моего Короля тоже горели. Наконец, утратив болезненную тусклость, сверкали озорно и лукаво.
Может, конечно, я проснулась не от его взгляда (что что-то мне подсказывало, он смотрит на меня уже давно), но я проснулась.
— С добрым утром, Дюймовочка, — улыбнулся Андрей.
— С добрым, мой король, — потянулась я, с трудом выпрямляя затёкшие ноги, затёкшую спину, и всё остальное, тоже затёкшее. — Как себя чувствуешь?
— Чудесно. Особенно когда ты говоришь «мой король». Особенно когда называешь «мой», — всё так же улыбался он.
— М-м-м, — встала я. Пощупала его лоб. — Да ты огурцом.
— Свежим, бодреньким, только что с грядки, — перехватил он мою руку. Коснулся губами. Потом прижал к щеке. — Ты же знаешь, что теперь навсегда за меня в ответе.
— Потому что приручила? — провела я по его щеке, ещё гуще заросшей благородной тёмной щетиной.
— Потому что спасла мне жизнь. Я обязан тебе жизнью.
— Не преувеличивай, — сев на край дивана, я подала ему градусник и поправила его волосы, что за эти дни слегка свалялись и лезли в глаза.
— Поверь. В какой-то момент мне показалось, что я не выкарабкаюсь.
— Тебе просто показалось.
Градусник пропищал и показал тридцать шесть и пять.
— От меня, наверно, воняет, — принюхался он, приподняв одеяло.
— Как ни странно, нет, — покачала я головой, подумав то же самое про себя. — И я понимаю твоё острое желание помыться, но давай не будем торопиться.
Я проверила его плечо: ушиб местами уже позеленел, опухоль спала. Проверила зрачки: как и положено, симметричные. И в целом он выглядел… отдохнувшим.
Конечно, я не врач, чтобы определять состояние больного по цвету кожи и налёту на языке, но я видела, каким он был и каким стал.
Где-то к концу второго дня, что бы он ни говорил, у меня тоже было желание вызвать Скорую помощь и отвезти его в больницу — мне тоже показалось, что он не выкарабкается, и что ему становится только хуже. Но я решила: ещё несколько часов. И, похоже, кризис миновал, хотя с такими вещами, как сотрясение мозга, никогда нельзя быть уверенным на сто процентов.
— Знаешь, что, — сжал он мои руки, которые, словно не желая верить, что он поправляется, всё ещё его ощупывали. — Я чертовски хочу жрать. Можно мне немного твоего супа? — сложил он брови домиком. — Желательно со дна и погуще.
Я засмеялась.
— Сейчас погрею.
Наложила ему супа. Намазала маслом хлеб. И чуть не уронила поднос, потому что он вышел из душа. Без бинта на плече, без пластыря на лбу, без ничего, с полотенцем на шее.
— Ну и кто ты после этого? — покачала я головой и кивнула на кресло.
Пока, кое-как прикрывшись полотенцем, он ел, поменяла постельное бельё (зачем нам это пропотевшее). И, увидев пустую тарелку, наконец, вздохнула с облегчением.
Очередной укол он перенёс всё так же стойко.
В награду я принесла ему кружку чая и вазочку со всякими вкусностями: изюмом, засахаренными орешками и кусочками фруктов. И с чистой совестью пошла в душ.
С удовольствием постояла под горячей водой, не спеша высушила волосы, запустила стирку.
С душой навела себе сладкого чая, поджарила хлеб, сделала салат, заварила картошку в банке.
Наверное, мой завтрак сегодня был больше похож на обед, но что-то я тоже была такой голодной, что одного чая, которым обычно завтракаю, мне показалось катастрофически мало, словно я тоже болела, а теперь пошла на поправку.
А ещё не отпускало странное ощущение, словно мой Король был здесь всегда, настолько естественно я себя чувствовала. И я не стала рушить это ощущение ненужными вопросами. Что будет, то и будет. Как сложится, так сложится. Мне просто было хорошо оттого, что он рядом, оттого что выздоравливает, зачем мне знать, что будет потом.
Я привычно заглянула в гостиную, думая, что он заснул.
Но он не спал. Засранец залез в мой ноутбук, оставленный на столе.
Глава 11
