Линда Ховард - Сердцеед

Рафферти нехотя оторвался от ее губ, поднял голову, его темные глаза были прикрыты веками, а рот был влажным от поцелуя. На его твердом лице появилось выражение победителя, поскольку он рассмотрел лицо Мишель. Она нехотя посмотрела на Джона, ее взгляд выдавал растерянность и желание, губы покраснели и припухли. Очень мягко он отстранился, все еще обнимая ее за талию, пока не убедился, что она твердо стоит на ногах, и только после этого отпустил.

Как всегда, когда он возвышался над нею, Мишель автоматически отступила на шаг. Отчаянно она пыталась взять себя в руки, искала слова, чтобы объяснить, что произошедшее ничего для нее не значит, но поверит ли он? Правда была очевидна. Вновь надевать маску холодности и отчужденности, было бесполезной тратой времени, и она не собиралась даже пытаться. Все, что она могла сделать, это не допустить продолжения.

Мишель побледнела, но прямо посмотрела ему в лицо, изо всех сил сцепив пальцы рук.

- Я не буду спать с вами, чтобы заплатить долг, независимо от того, что вы решите. Вы приехали сюда сегодня вечером, ожидая, что я тут же прыгну в постель, думали, что я с радостью стану шлюхой для вас?

Рафферти внимательно посмотрел на нее.

- Такая мысль приходила мне в голову.

- А мне – нет!

Мишель почти задыхалась, пытаясь совладать с обидой и гневом, которые жгли ее изнутри. Она должна справиться с собой, ей нельзя сейчас отступать.

- Я рад, потому что я передумал, - сказал Джон лениво.

- Черт возьми, как вы великодушны! – Воскликнула Мишель.

- Ты все равно будешь моей, но это не будет ни из-за каких денег, которые ты должна мне. Когда время настанет, ты раздвинешь свои ноги для меня, потому что хочешь меня так же, как я хочу тебя.

То, как он смотрел на Мишель, заставило ее задрожать, а его грубые слова пронзили мозг, словно молния. Он использует ее и бросит так же, как остальных своих женщин, если она позволит ему добиться своего.

- Милое предложение, но увы, я должна отказаться. Мне неинтересно заниматься сексом с тем, кто не пропускает ни одной юбки. Я не собираюсь вступать в клуб соблазненных и покинутых вами женщин!

Мишель хотела рассердить его, но вместо этого Рафферти взял ее руку в свои, лаская ладонь подушечкой большого пальца.

- Не волнуйся, я могу гарантировать, что пока мы будем вместе, нас будет только двое. Успокойся и привыкай к этой мысли. Я заеду завтра, чтобы посмотреть какая помощь требуется тебе на ранчо.

- Нет, - прервала его Мишель, вырывая руки. – Ранчо – мое. И я сама справлюсь со всем.

- Детка, самостоятельно ты не справишься даже с чековой книжкой. Не волнуйся, я обо всем позабочусь.

Его покровительственный тон еще больше разозлил ее, хотя больше всего Мишель испугало то, что Рафферти, возможно, прав.

- Я не хочу, чтобы вы лезли в мою жизнь!

- Ты сама не знаешь, чего хочешь, - ответил он, и наклонившись, быстро поцеловал ее в губы. – Увидимся завтра.

Так же быстро он повернулся и вышел из комнаты. Окаменевшая Мишель только через пару минут поняла, что он уезжает. Она побежала за ним и достигла передней двери как раз, чтобы увидеть, как он бежит под дождем в свой грузовик.

Он не относился к ней серьезно. Хорошо, почему он должен серьезно ко мне относиться?» - с горечью подумала Мишель. Никто и никогда серьезно не воспринимал ее. Она наблюдала, как он уезжает, облокотившись на дверь, ее ноги все еще дрожали и нуждались в дополнительной поддержке. Почему теперь? В течение многих лет она держала его на расстоянии тщательно взращенной враждебностью, но внезапно защитный барьер разрушился. Как хищник, он ощутил ее уязвимость и приблизился для убийства.

Мишель медленно закрыла дверь, отдаляя звук дождя. Тихий дом встретил ее, как напоминание о ее опустевшей жизни. Ей пришлось изо всех сил сжать челюсти, чтобы не закричать. Глаза оставались сухими, хотя ужасно хотелось плакать, Мишель не могла позволить себе потратить впустую время и силы на слезы и жалость к себе. Так или иначе, она должна держаться за ранчо, возместить этот долг, и держаться подальше от Джона Рафферти…

Последний пункт был самым сложным, потому что ей придется бороться с собой. Она не мечтала покорить его сердце – это было просто невозможно, но не могла запретить себе желать близости с ним. Ей хотелось ответить на его страсть, разделить ее с ним, утолить его голод и свой собственный, открыться ему так, как никому другому. Вина возникла в ее горле, почти душа ее. Она вышла замуж за другого человека, желая Джона, любя Джона, будучи одержимой Джоном. Так или иначе, Роджер, ее бывший муж, ощутил это, и его ревность превратила их брак в кошмар. На Мишель нахлынули воспоминания, и чтобы отвлечься, она отправилась на кухню, решив приготовить для себя кукурузные хлопья с молоком. Впрочем, то же самое она ела на завтрак, она слишком нервничала, чтобы готовить что-то более сложное. Ей с трудом удалось одолеть половину тарелки, прежде чем она внезапно бросила ложку и закрыла лицо руками.

Всю свою жизнь она была принцессой, любимой, обожаемой, единственной радостью родителей. Она родилась, когда им было почти по сорок, и они оставили надежду иметь детей. Ее мать была нежным, хрупким созданием, она вышла замуж из под крылышка собственного отца, под опеку мужа, и считала, что роль женщины в жизни заключается в наведении уюта для любимого мужа. Это не была обычная перспектива для ее круга, и Мишель не винила мать в этом. Лэнгли Кэбот защищал и баловал своих жену и дочь, это был их образ жизни, и он гордился этим. Когда мама умерла, всю свою любовь Лэнгли обратил к дочери, он хотел только одного – чтобы Мишель была счастлива, и ни в чем не отказывал ей. В те дни она с радостью позволяла отцу забрасывать ее с подарками и окружать роскошью. Ее жизнь казалась прекрасной, пока Лэнгли в один миг не перевернул все вверх дном, заявив, что продал дом в Коннектикуте, где Мишель выросла, и купил ранчо в центральной Флориде, недалеко от побережья. Впервые Лэнгли был глух к слезам и просьбам дочери. Ранчо было его мечтой, ответом на глубоко скрытую потребность, которую он много лет прятал под шелковыми рубашками, брюками с идеальной складкой и деловыми бумагами. Поскольку это было его мечтой, он проигнорировал слезы и истерики Мишель и весело уверил ее, что в ближайшее время она найдет новых друзей и полюбит ранчо. В этом он частично был прав. Она нашла новых друзей, постепенно привыкла к высокой температуре, и даже наслаждалась жизнью на ранчо. Лэнгли полностью реконструировал старый дом, он пообещал, что его любимая дочь не будет лишена комфорта, к которому привыкла с детства. Таким образом, Мишель привыкла к новой жизни и она ей даже начала нравиться. Отец заслуживал счастья, и ей было стыдно, что она попыталась отговорить его поначалу. Он так много сделал для нее, так что самое малое, чем она могла отплатить ему, это полюбить ранчо.