Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Узы памяти

Суд должен начаться через шесть дней.

Глава 6

– Как я выгляжу?

Билли Хэмлин повернулся лицом к отцу. Стоя в убогой, тесной камере, с только что подстриженными и уложенными светлыми волосами, в костюме с галстуком от «Брукс бразерс», он напоминал скорее молодого адвоката, чем обвиняемого в громком деле об убийстве.

– Хорошо выглядишь, сын, красивым, серьезным. Ты должен пройти через это.

Последние три месяца для Джеффа Хэмлина были адом на земле. Плотник из Куинса мог пережить злобные сплетни соседей о сыне. Мог смириться с потерей половины заказчиков и злобно-осуждающими взглядами прихожанок пресвитерианской церкви Святого Луки, той церкви, которую они с Билли посещали последние пятнадцать лет. Но беспомощно наблюдать, как чернят его обожаемого сына на всю страну, называют чудовищем, воплощением зла и убийцей? Это разрывало сердце Джеффа Хэмлина. Сам процесс будет фарсом: все, даже Хэндемейеры серьезно сомневались, что Билли будет признан виновным. Но оправдают парня или нет, вся Америка навсегда запомнит сына Джеффа Хэмлина как наркомана, позволившего невинному малышу утонуть.

Хуже всего, что Билли ни в чем не был виноват. В отличие от полиции Джефф Хэмлин ни на секунду не поверил россказням сына.

– Мальчики были поручены не ему, – сказал Джефф адвокату Билли, назначенному штатом защитнику с несчастливой, весьма символической фамилией Луз – Лесли Луз[3]. Они сидели в офисе Луза, коробке без окон на задах ничем не примечательного строения в Алфреде, штат Мэн, всего в нескольких кварталах от здания суда. – Он выгораживает девушку.

Лесли задумчиво уставился на Джеффа Хэмлина. Говоря по правде, было совершенно не важно, кто наблюдал за детьми. Случившееся с Николасом Хэндемейером квалифицировалось как несчастный случай. Любое жюри присяжных во всем мире это поймет. Но адвоката разобрало любопытство:

– Почему вы так считаете?

– Я не считаю. Я знаю. Знаю своего сына и знаю, когда он лжет.

– В самом деле?

– В самом деле.

– Вам было известно, мистер Хэмлин, что Билли пьет?

– Нет, – признался Джефф. – То есть я знал, что иногда он может позволить себе банку пива.

– Вам было известно, что он курит марихуану?

– Нет.

– И что употребляет тяжелые наркотики? Кокаин. Амфетамины.

– Не знал. Но…

– Все это было найдено в крови вашего сына в тот день, когда умер Николас Хэндемейер.

– Да. Но почему все это было найдено? – Джефф в раздражении воздел руки вверх. – Потому что Билли попросил полицейских поискать наркотики. Сам предложил сделать анализ крови, во имя всего святого! К чему бы ему делать это, если бы он не добивался, чтобы его признали виновным?

Лесли Луз неловко откашлялся.

– Я не говорю, что Билли виновен. Весь процесс – это месть, задуманная сенатором Хэндемейером. И это известно всему миру.

– Надеюсь, что так.

– Поймите, мистер Хэмлин, я лишь хочу сказать, что мы далеко не так хорошо знаем наших детей, как хотели бы думать. Худшее, что может сделать Билли сейчас, – начать указывать пальцем на других, пытаясь свалить на них вину. Он признался в употреблении наркотиков, признался, что натворил ошибок. Но это еще не делает его убийцей.

– Билли – хороший парень, – устало выдавил Джефф.

– Понимаю, – ободряюще улыбнулся Лесли. – И именно это позволит нам выиграть дело. Это и полное отсутствие веских доказательств у обвинения. Газеты выставили Билли монстром. Когда присяжные увидят, как он на самом деле отличается от того чудовища, каким его изобразили, точно оправдают.

– Но как насчет ущерба, нанесенного репутации Билли? Кто заплатит за это?

– Всему свое время, мистер Хэмлин, – мягко ответил Лесли Луз. – Сначала нужно вернуть вашего сына домой. Как только обвинения будут сняты, подумаем о дальнейших мерах.

Уверенность адвоката несколько успокоила Джеффа. Сам он знает свой верстак и инструменты, но понятия не имеет, как завоевать расположение присяжных и что считается или не считается убийством. Несмотря на имя, у Луза был прекрасный послужной список, в котором значились дела куда менее выигрышные, чем у Билли.

В дверях появился надзиратель.

– Пора ехать.

Билли улыбнулся. Он выглядел таким счастливым и уверенным, что даже отец немного расслабился.

– Удачи, сын.

– Спасибо, па. Она мне не понадобится.

От тюрьмы до здания суда было рукой подать. Билли Хэмлин выглянул из заднего окошка тюремного фургона. Он был взволнован, но не только потому, что вот-вот выйдет на свободу.

«Через час я снова увижу Тони! Она будет так счастлива! Так благодарна! Когда все кончится, я попрошу ее выйти за меня».

Интересно, изменилась ли она. Остригла ли волосы или, может быть, похудела? Впрочем, зачем ей это? Тони Гилетти и так само совершенство!

За все время, что он ожидал в тюрьме суда, она написала ему всего одну короткую записку. Билли надеялся на более оживленную переписку. Но Тони намекнула, что родители ее контролируют и трудно ускользнуть от надзора. Девушке не хотелось писать, оставляя лишние доказательства их отношений, и Билли вполне ее понимал.

«Да какая разница? Скоро этот кошмар закончится, и мы сможем начать нашу жизнь вместе».

Билли был потрясен предъявленным обвинением в убийстве, но все же не жалел о своей жертве. Опасность попасть в тюрьму ему не грозила, а вот если бы Тони с ее уголовным досье предстала перед судом, могло случиться все. Он знал, что пресса его не жалует, хотя несколько месяцев не смотрел телевизора, один из надзирателей показал ему статью в «Ньюсуик». Однако в отличие от Джеффа собственная репутация его не волновала.

«Как только процесс закончится, люди быстро все забудут. Кроме того, они увидят, что на самом деле я не такой монстр, каким меня представляют».

На его стороне были юность, наивность и любовь к необыкновенной женщине. Когда-нибудь он и Тони мысленно вернутся в то время и всего лишь покачают головами при мысли о творившемся здесь безумии.

Тюремный фургон катился вперед.

Суд над Билли Хэмлином должен был состояться в судебном зале округа Йорк в деловом центре Алфреда. Девон Уильямс, судья верховного суда, будет председательствовать в зале номер два, элегантно обставленной комнате в передней части здания в колониальном стиле со старомодными высокими окнами на нескольких петлях, деревянными скамьями и подлинным, оставшимся с конца девятнадцатого века паркетом, который каждый день натирали до ледяной гладкости. Здание суда округа Йорк представляло собой все, что есть хорошего, традиционного и порядочного в самом консервативном из штатов. И все же в его стенах ежедневно проявлялись все грани людского несчастья и пороков. Скорбь. Коррупция. Насилие. Ненависть. Отчаяние. За красивым фасадом с белыми колоннами уничтожались и возрождались жизни. Исполнялись и разбивались в прах надежды. Вершилось правосудие. А в некоторых случаях в правосудии было отказано.