Ирина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

– Вадим знает, что вы решили помочь мне?

– Вадим? – рассмеялась Лайза. – Нет, пока не знает. У русских есть поговорка «Меньше будет знать, лучше будет спать!». – Она расхохоталась во весь голос. – Видите, я совсем хорошо говорю по-русски. Вадим – замечательный человек и много занимается со мной русский язык. И перспективный ученый. Some his ideas[10] меня прямо… о-ша-ра-ши-ва-ют! – Лайза с трудом справилась с последним словом и победно улыбнулась. – Он будет very useful[11] нашему центру!

– Вадим будет работать в вашем центре?

– Of course, he does![12] Я не могу отказаться от ценного специалиста. После защиты диссертации мы вместе посетим заповедники и национальные парки Африки и Южной Америки.

– Вместе? Значит, он все-таки едет за границу?

– Вы удивлены? Но я думала, вы будете рады за своего друга. Он много рассказывал о вас и что вы хотели даже жениться… В молодости мы не всегда думаем над свои поступки. А потом очень жалеем!

– Жалеем? Вадим жалеет, что когда-то хотел жениться на мне?

– Нет, что вы! Он говорит, что это была почти детская любовь, но вы поняли это и, как это сказать, parted… расстались. Он говорит, что вы тоже любите другого человека?

– Тоже? – Людмила рассмеялась. – Выходит, Вадим влюбился, и я подозреваю в кого…

– Вы сердитесь на меня? – неожиданно смутилась Лайза. – Но Вадим сказал, что вы теперь просто друзья.

– Конечно, мы только друзья! И я очень рада за вас.

– Летом мы будем жениться! – Лайза с облегчением вздохнула. – Вы будете моя подружка…

– Прекрасно! – Людмила протянула ей руку. – Я искренне рада за вас и поздравляю с предстоящей свадьбой. И, кажется, я буду рада принять ваш подарок!

– Oh! Yes! – радостно вскрикнула Almighty Лайза и подпрыгнула на стуле от избытка чувств. А Людмила подумала: известие о том, что Вадим заочно дал ей отставку, не столько огорчило ее, сколько позабавило. Антонина, как всегда, оказалась права, почти со стопроцентной вероятностью предсказав дальнейший ход событий. Вадим уже к моменту их последней встречи наверняка все подсчитал и решил для себя. И ему не откажешь в сообразительности и в особом умении вовремя поставить на ту лошадку, которая быстрее всех придет к финишу… Хотя уже тогда Людмила почувствовала, что он что-то недоговаривает, если не скрывает от нее. Антонина только подтвердила ее подозрения. Но разве могла она признаться своей проницательной подружке в опасении, что жених водит ее за нос и очень умело пользуется ее доверчивостью? Слава богу, теперь после разговора с Лайзой у нее появилась возможность не выяснять отношения с Вадимом. В крайнем случае, она напишет ему письмо, а вернее всего, не напишет… Что можно написать и объяснить человеку, которого она, оказывается, никогда по-настоящему не любила? Но благодаря Вадиму она получила возможность сравнить чувства, которые прежде испытывала к своему жениху, и те, что переживает сейчас из-за человека, совершенно недостойного ее страданий и слез…

– Передайте Вадиму мои поздравления! – Она почти искренне улыбнулась американке и дружелюбно спросила: – Объясните, пожалуйста, что я должна сделать, чтобы поехать на лечение в Петербург?..

Глава 30

Прежде у нее никогда не болело сердце, до встречи с Барсуковым она и не помнила, где оно у нее находится. Но вот сейчас, остановившись посреди поляны, усыпанной распустившимися фиалками, расцвеченной огненными всполохами жарков, она поднесла к лицу букетик нежной кашкары и почувствовала вдруг приступ особенной щемящей тоски и мгновенно возникшую боль в левой стороне груди. Где ты, Денис? Вспоминаешь ли?

Из писем Антонины и Славки она знала, что Барсуков в составе группы работников МВД находится сейчас в Германии, а осенью ждет немцев с ответным визитом. Это событие несказанно удивило жителей Вознесенского, но их не слишком улыбчивый начальник милиции и вправду оказался вдруг победителем заочного профессионального конкурса, объявленного журналом «Policе Review», и теперь пожинал лавры в заграничном турне, обмениваясь опытом с немецкими коллегами…

Уже на следующий день после возвращения из Петербурга Людмила, к великой радости Кочеряна, вновь приступила к работе. Она безмерно устала за эти три месяца и от лечения в непривычной обстановке, среди людей, говоривших в основном по-английски, и от изматывающе болезненных процедур, и от ежедневного ожидания писем от Антонины и Славки, и от предчувствия каких-то неведомых бед и несчастий, которые вот-вот должны обрушиться на ее голову. И хотя она понимала, что все ее тревоги – следствие недавних стрессов, но мучилась и переживала от этого не меньше.

Благодаря заботам Антонины и угрозам Стаса выдрать кое-кого как сидорову козу, Славка окончил школу без троек и теперь готовился к выпускным экзаменам. И внешне он, кажется, вновь стал прежним Славкой, ее добрым и рассудительным братцем, только еще больше похудевшим и словно уменьшившимся в росте после столь печальных для него событий…

Сегодня она впервые после долгого отсутствия отправилась в обход вдоль границ заповедника, но основной ее задачей был пересчет оленей в двух горных долинах, лежащих по обе стороны хребта, на который она сейчас поднималась. Сапоги скользили по мокрой прошлогодней листве, под ней кое-где еще скрывался слой льда, а в затененных скалами местах по-прежнему лежали снежники, рыхлые и зернистые под лучами майского солнца…

Вскоре она оказалась на вершине, поросшей карликовой березкой и кашкарой. С обеих сторон разлеглись глубокие долины, забитые черным лесом, скальными выступами и россыпями огромных камней. Но видимость была плохой, и пришлось подняться на соседнюю, более высокую гору. Тут было холодней, свободней дул морозный ветерок, настывший над верховыми снегами. Людмила застегнула куртку, надела перчатки, натянула глубже вязаную шапочку. Думала, что начнет быстро мерзнуть лицо, но, видно, лечение и впрямь пошло ей на пользу, она почувствовала только, как загорелось оно румянцем. Да и Тонька сразу отметила, что подруга посвежела и, кажется, даже помолодела, и что удивительно, на коже и пятнышка не осталось от былых безобразных рубцов и похожих на лишай следов обморожения…

Пока она шла в легкой штормовке, с рюкзаком за плечами, где лежали и более теплая куртка, и кусок брезента вместо палатки. На поясе у нее висел отцовский нож в кожаных ножнах, поперек груди карабин, на который она, тоже по-отцовски, положила руки. Походка была по обычаю неторопливой, слегка пружинящей. С детства она, опять же от отца, усвоила эту особую горскую манеру ходить, которой Алексей Ручейников научился на Кавказе, работая в одном из тамошних заповедников начальником лесной охраны.