Нора Робертс - Незабудки для тебя

— Потому что никто из них тебя не любил. — И он начал подниматься по лестнице.

— Верно. Никто из них меня не любил. Меня хотели, желали, но это ведь совсем другое. И это намного проще. Мало ли кто чего хочет! В желании нет ничего серьезного, это просто игра, и, скажу тебе честно, Деклан, иногда… да нет, чаще всего именно это мне и нравилось! Я просто наслаждалась этой игрой. Не только сексом — всем вместе. Шутки, острые словечки, обмен взглядами, как бы случайные прикосновения, и все это — без причин и без последствий, как в игре или в танце. А когда умолкает музыка или когда кончается партия, можно пожать друг другу руки и разойтись. Никому не больно, никаких сердечных ран. Самое страшное — синяки или царапины, а чаще и их нет.

— Но то, что происходит между нами, — не игра.

— И я могу ранить тебя. Уже ранила.

— Пока это только синяки и царапины, Лина. — Он остановился перед ней лицом к лицу. — Синяки и царапины. Не больше.

— Когда ты смотришь на меня, как сейчас, что ты видишь? Кого-то… или что-то из прошлого? Кого ты любишь — меня или… или мертвеца?

— Я вижу тебя, Лина. И люблю тебя. Но и в тебе, и во мне есть нечто иное — и нельзя ни забывать об этом, ни делать вид, что этого не существует. Быть может, нам необходимо завершить ту историю, прежде чем начать свою.

Он достал из кармана часы Люсьена.

— Эти часы — мой подарок тебе сто лет назад. Настало время их вернуть.

Лина отшатнулась — все в ней похолодело от этих слов.

— Как ты не понимаешь?! В тот раз все закончилось трагедией — ужасом, отчаянием, смертью. Мы не властны изменить прошлое. Зачем же его воскрешать?

— Затем, что к этому мы призваны. Для этого мы здесь. — Он вложил часы в ее ледяную ладонь, сжал ее руку. — На этот раз мы сильнее, чем тогда. Если сейчас не положить этому конец, это никогда не закончится.

— Хорошо, пусть будет так. — Она убрала часы в карман жакета, накинутого поверх открытого платья. Затем отколола с груди брошь-часы. — А это — мой подарок тебе. Возьми его.

Он положил на ладонь брошь — и в тот же миг из распахнутых дверей Дома Мане долетел до них размеренный бой старинных часов, часов, которых здесь не было уже столетие.

— Полночь, — проговорил Деклан. — Они пробьют двенадцать раз. — С этими словами он опустил взгляд на брошь, затем показал ее Лине. — И здесь полночь. Взгляни.

Дрожащей рукой она взяла у него часы, вгляделась в циферблат.

— Господи! — прошептала она, увидев, что обе стрелки сошли на цифре 12. — Но почему?

— Вот это нам и предстоит выяснить. Что-то произошло здесь ровно в полночь столетие назад…. Мне пора в дом, — проговорил он вдруг изменившимся голосом, глядя вверх, на темные окна третьего этажа. — Надо заглянуть в детскую. Моя малышка…

В этот миг оба они ясно услышали жалобный детский плач.

— Деклан, давай уйдем! Ради бога! Просто сядем в машину и уедем отсюда!

Но Деклан уже шел к дверям.

— Малышка плачет, — проговорил он все тем же странным, чужим голосом. Лина заметила, что в речи его появился певучий местный выговор. — Мой цветочек хочет кушать. Ей нужна я. Родители Люсьена уже легли. Я тоже, когда его нет, всегда ложусь рано. Терпеть не могу сидеть с ними в гостиной после ужина. Мадам Жозефина каждым словом своим, каждым взглядом показывает, как я ей противна.

— Деклан!

— Клодина ее покачает, сменит ей пеленки. Но сейчас моей маленькой Рози нужна мама. Напрасно я согласилась сделать детскую наверху, — бормотал Деклан, быстрым шагом идя по коридору. — Но мадам Жозефина всегда добивается своего. Хотя нет, не всегда, — проговорил он, и голос его повеселел. — Если бы она всегда получала то, что хочет, сейчас я кормила бы аллигаторов в болоте, а не спала в одной постели с Люсьеном! Когда же вернется Люсьен? Я так по нему скучаю!

На лестнице он замедлил шаг. Лина слышала его тяжелое дыхание.

— Я должен туда подняться, — проговорил он своим обычным голосом, сдавленным, словно в смертной муке. — Должен войти. И увидеть…

Собрав все свое мужество, Лина сжала его руку.

— Мы войдем туда вместе.

Рука его дрожала. Холод, сгустившийся в воздухе, пробирал до костей. Тошнота заворочалась в желудке и подступила к горлу. Но, сдержав позыв, Деклан распахнул дверь.

И, зашатавшись, рухнул на колени, хоть Лина и пыталась его удержать.

— Входит Жюльен. Опять пьяный. Не хочу, чтобы он приходил сюда, но как его выгонишь? Все говорят, они с Люсьеном на одно лицо, но, должно быть, люди не заглядывают Жюльену в глаза. Хоть бы он ушел! Зачем только я отпустила Клодину на свидание с Джаспером? Не хочу оставаться одна с Жюльеном, я его боюсь. Только бы он не догадался, как я его боюсь!

Глаза его остекленели — словно две линзы из затемненного стекла на бледном как смерть лице.

— Деклан! О господи! Деклан, вернись ко мне! — Лина до боли сжала его руку. Но он ничего не замечал.

— Он хватает меня. Я вырываюсь, хочу бежать. — Сейчас он полулежал, скорчившись на полу — крепкий мужчина с выгоревшими на солнце волосами, в смокинге и сбившейся набок бабочке. Мужчина с женскими воспоминаниями, с женским ужасом, бушующим в мужском сознании.

— Но нельзя, нельзя бросать малышку! Я выхватываю кочергу из камина, если придется, я его убью! Клянусь, убью, если он тронет меня или малышку! Боже, помоги мне!

Ноги под Линой подкосились, она опустилась на пол рядом с Декланом, попыталась его обнять.

— Но он сильнее меня. Я кричу, кричу, но никто не идет на помощь. Он пьян, он безумен, он не понимает, что творит. Швыряет меня на пол, рвет на мне одежду. Я не могу вырваться. Малышка плачет, но я не могу подойти к ней, не могу его остановить.

— Нет! Нет! — шептала Лина, обвив Деклана обеими руками, едва ли понимая, что происходит.

— Он насилует меня. — Деклан скорчился на полу. В нем бушевала боль, какой он не ощущал никогда в жизни, боль, которую не может ощутить мужчина. И страх — господи, что за страх! — Я кричу. Зову на помощь, зову тебя, но тебя нет.

Голос его словно сломался.

— Тебя нет. Нет сейчас, когда ты так мне нужен!

— Не надо! Пожалуйста, не надо! — стонала Лина.

— Мне так больно! Но я сопротивляюсь. Борюсь с ним. Не могу его остановить. Он сильнее. И даже в этой боли, в этом ужасе понимаю: он делает это со мной не потому, что меня хочет, а потому, что ненавидит тебя.

Деклан повернул голову к Лине, лицо его было искажено, глаза потемнели от боли.

— Он тебя ненавидит. И хочет отнять меня у тебя. Так же как отнимал и ломал твои игрушки, когда вы были детьми. Я кричу, молю его остановиться — он не останавливается. Хочет, чтобы я замолчала. Но я не могу. Он хватает меня за горло. Стискивает…