Людмила Бояджиева - Уроки любви

— Это та самая певица, которая… Смущенно взъерошив волосы, Тед не договорил фразу.

— Именно та, что свела с ума всех наших вокалистов. С энтузиазмом продолжил Барри.

— Нет… Я хотел спросить у вас, мистер Грант, это правда, что писали в газетах? Ну, про «Кармен»?

Барри раздраженно пожал плечами:

— О чем вы, друг мой? Наслаждаетесь сплетнями желтой прессы?

Тед простодушно улыбнулся и посмотрел на Гранта в упор:

— Мой приятель играл там в оркестре… Это правда, артист заслонил ее своим телом… Он сжал рукой лоб, словно у него внезапно закружилась голова. Я много думал об этом… Это непостижимо, Грант.

Глава 20

В августе 1915 года в американский госпиталь для сирот и беженцев из воюющей Европы доставили мальчика. Пассажирский поезд, следовавший по территории Франции, подвергся бомбардировке немецкой авиацией. Малыш, прикрытый телом мертвой женщины, очевидно. его матери, перенес тяжелую контузию.

Он начал говорить лишь в три года в Бостонском приюте для жертв войны по-английски. Поскольку в поезде, следовавшем через Европу, могли находиться люди любой национальности, происхождение мальчика так и осталось невыясненным. Он получил имя Теофил, что означало Любезный Богу, и фамилию Андерс Другой.

Теофил рос хорошеньким, сообразительным ребенком, только все, что положено было произносить, протяжно бубнил в некоем своеобразном ритме. Его пробовали привлечь к занятиям в хоре, но пел Тед отвратительно, совершенно по-своему, не подчиняясь мелодии. Зато бренчать на фортепиано мальчик выучился сам, когда ноги еще на полметра не доставали до педалей. С Андерсом стал заниматься педагог, открыв в нем незаурядные музыкальные способности.

Окончив школу, Тед успешно поступил в бостонскую консерваторию по классу фортепиано. К семнадцати годам фаза «гадкого утенка», в которого превратился тринадцатилетний Теофил, достигла кульминации, он выглядел не лучшим образом, и старательно подчеркивал свои недостатки манерами закомплексованного подростка сутулился, втягивая голову в плечи, расковыривая на подбородке крошечные прыщики, смотрел всегда под ноги, лишь изредка бросая затравленный взгляд исподлобья, словно пойманный в сети волчонок. Вдобавок развивавшаяся близорукость заставила Теда носить очки.

Девушек Тед боялся, особенно бойких, которых всегда подозревал в насмешках над собой. Но ошибался, по мнению представительниц женского пола в Теофиле Андерсе имелось нечто привлекательное. А именно, талант и тайна. Он будто нарочно держался так, чтобы скрыть свои достоинства. Худосочный Тед отнюдь не был хиляком на перекладине он отжимался больше всех в группе и бегал быстрее всех на короткие дистанции. А за фортепиано и вовсе блистал, получив прозвище «Звездный мальчик», разумеется, завистливо-ироническое.

Он не заигрывал с девушками и сторонился кокеток, но когда касался клавиш, превращался в дерзкого и страстного романтического героя. Светлые глаза темнели, руки становились властными и нежными, а старательно зализанные светлые пряди живописно разметывались, падая на широкий лоб. Окончив игру, еще несколько секунд, пока затихали звуки, Тед оставался победителем, ноздри его тонкого, с горбинкой носа гордо трепетали, плечи расправлялись и взгляд излучал властную энергию.

Потом свет гас, Тед снова становился блеклым, незаметным, скучным.

Дружки напрасно подозревали мрачноватого Андерса в равнодушии к прекрасному полу. Он влюблялся. да еще как! Первый раз в пятилетнем возрасте в мулатку-няню, мягкую, шелковисто-кофейную, мурлыкающую песенки низким, темно-вишневым бархатным голосом… В приюте он целых четыре года тайно преклонялся звезде тамбурмажореток, возглавлявшей парадные выступления оркестра. В высоких и узких сапожках на стройных ногах и малиновом мундире с дюжиной блестящих пуговиц, она олицетворяла мечту. Из-под высокого кивера на плечи струились густые соломенные пряди, а сочный яркий рот всегда улыбался призывно и чрезвычайно плотоядно. Так улыбались порочные девицы на фотографиях, тайно ходящих по рукам старшеклассников. Но Тед готов был драться до последней капли крови с тем, кто посмел бы сказать о Жанне нечто предосудительное.

Он был мечтателем Дон-Кихотом, как всякий избравший своим подлинным местом пребывания волшебный мир музыки.

В консерватории Тед был готов посвятить свои тайные мечты грациозной, утонченной тридцатилетней преподавательнице сольфеджио. Но бал в день Святого Валентина стал решающим в его судьбе.

Тедди учился на втором курсе и считался одним из самых талантливых в группе. Чуть ли не по двадцать часов в сутки он совершал феерические вояжи в мир звуков, находя свои, никем не замеченные тропинки, и возвращался с трофеями мелодиями, которые принадлежали только ему.

Педагог Теда по мастерству, Борхард Гривачек, человек преклонного возраста и феноменальных знаний, стал опасаться за своего любимого ученика. «Однажды он не вернется из своих странствий и мне придется вызывать психиатра», вовремя спохватился Гривачек и сделал попытку активизировать личную жизнь Теда..

На семейном обеде педагога, куда был приглашен одаренный сирота, супруга Борхарда и его племянница Нэнси постарались окружить юношу домашним теплом.

Двадцатилетняя Нэнси, любезно взявшаяся проводить гостя до консерваторию общежития на собственном автомобиле, вернулась через пятнадцать минут ее щеки пылали от негодования. «Он сумасшедший», коротко объяснила она ситуацию, не пожелав углубляться в подробности.

Ну что было рассказывать, если странный парень, молча спустившийся с ней к гаражу и спокойно ждавший, пока Нэнси заведет и выкатит на улицу машину. просто-напросто забыл про девушку. Он не узнал ее! И опасливо пустился прочь, когда Нэнси, притормозив рядом, распахнула дверцу. Она почувствовала себя дешевкой, пристающей к пугливому юнцу. Разве могла знать Нэнси, как далеко в музыкальные дебри забрался оставленный ею на пять минут парень, и каким непростым было его возвращение!

…Бал Святого Валентина открывался концертом. В зале консерватории, украшенном по случаю праздника влюбленных весьма легкомысленно, все искрилось и блестело, словно в каком-то развлекательном клубе с дешевым стриптизом с потолка свисали гирлянды воздушных шаров в форме сердец, строгая сцена, превращенная в эстраду, сверкала занавесом из серебристой канители, а вращающийся зеркальный шар и разноцветные прожекторы придавали полутьме карнавальное легкомыслие.

Концерт был, конечно, шуточным, состоящим из пародий, имитаций модных певцов, негритянских, мексиканских и китайских исполнителей, шаржей на знаменитые оперные дуэты. Тед Андерс заявил о своем участии весьма сдержанно «попурри из опер Моцарта», нечто веселое и не слишком легкомысленное.