Легенда о яблоке. Часть 2 - Ана Ховская
София проворочалась еще час и, не выдержав собственных терзаний, поднялась и вышла из спальни.
В доме стояла оглушающая тишина. Девушка прошла в гостиную и, закутавшись в плед, села перед камином. В темноте воображение сгущало краски и становилось не по себе. София поднялась и, чиркнув спичкой, зажгла камин. Причудливые тени от огня разбрелись по стенам и потолку, но предметы стали различимы, и она немного успокоилась. Склонив голову на спинку дивана, София разглядела в окне ночное небо, усыпанное звездами, и зевнула.
– Как же я вам завидую!– тихо произнесла она звездам.– У вас есть небо… У неба есть вы… И больше нечего желать…
– Уверен, у тебя есть что еще рассказать мне?– раздался голос крестного за спиной.
София испуганно оглянулась.
– Почему ты не спишь?
– А ты?
– Бессонница,– грустно ответила она и отвернулась к камину.
Бен затянул пояс халата потуже и прошел к крестнице. Он сел рядом и ненавязчиво поинтересовался:
– И давно у тебя бессонница?
– Бывает…
– Поговорим?
София посмотрела в глаза крестному и положила голову на его плечо.
– Не знаю, стоит ли затевать разговор…
– Ты стала такой взрослой. С каждым годом замечаю, как ты теряешь свою детскую привычку разговаривать по душам. У тебя появились маленькие тайны, и я не прошу раскрывать мне их – это твои секреты. Но тебя что-то тревожит. Ты могла бы разделить тревоги со мной, как в старые времена?
– Только не рассказывай маме,– попросила она и спрятала лицо в плед.– Все дело в этом мужчине… в Ахматове. Ты помнишь мое детство?
– Каждый шрамик на твоих коленках,– тепло улыбнулся тот.
– Какая я была наивная, мечтательная и доверяющая абсолютно всем. Так вот – сейчас я завидую себе той… Такой, какой я стала сейчас, – мне трудно. Я жестока, холодна и недоверчива. А еще я открыла в себе, что могу обидеть человека и совсем не пожалеть об этом. А потом вдруг оглядываюсь, и тошно на душе.
Бен понимающе и ободряюще взял крестницу за руку, а другой рукой обнял за спину. София придвинулась к дорогому человеку и содрогнулась от нахлынувших жалости к самой себе и тоски.
– Этот мужчина много значит для тебя?– догадался Бен.
– О-о, крестный,– дрогнул ее голос в преддверии слез.– Я сама не могу понять, что между нами происходит. Мысли и чувства сплелись в такой клубок, что трудно разобрать, злюсь ли я, что он появился так внезапно и забирает мой покой, хотя я ждала его, просила господа о нем, а теперь не могу сладить с собой; то ли злюсь, что так слаба перед ним. Я ведь обещала себе, что больше не дамся в руки мужчине, какой бы он ни был. Да и, вообще, я не знаю, правда ли то, что я чувствую? Правда ли он сам? Может, я снова обманываюсь…
– Ну-ну, девочка моя, не плачь,– переживая вместе с девушкой, сказал Бен и крепче прижал ее к груди.– Тобой управляет страх. Ведь ты не глупая. Ты всегда поступала интуитивно, и все получалось. Почему же сейчас ты не слышишь внутреннего голоса?
София растерянно повела плечами:
– Я боюсь его слушать. Меня затягивает в его сети…
– И ты отчаянно борешься с этим?– заключил крестный.– А ты не думала, что это не сети, а добрые, заботливые руки?
– Бен, ты ведь его не знаешь?– сквозь тихие слезы возразила София.– А если и так, почему я не вижу этому доказательств? Да, он вроде бы ведет себя достойно… Но он молчит…
– О-о, ты святая наивность, Фисо!– улыбнулся крестный.– Послушай меня: не все мужчины способны говорить вслух слова, за которыми стоят что ни на есть самые серьезные чувства. Ты должна читать это между строк.
– Мне не нужны легкомысленные отношения на пару месяцев. Я хочу вечности… Не понимаю, как может быть иначе, ведь у вас с мамой именно такая любовь. И я так хочу! Не могу же я его спросить: «Сколько мы будем вместе, и когда я перестану тебя привлекать?» – цирк, да и только.
Бен тихо рассмеялся. София отстранилась от крестного, утерла слезы с щек и подбородка и сопя продолжила:
– А почему ты так в нем уверен?
– Я помню Ахматова, когда они с Брайаном приходили ко мне в гости. И, хоть Эл был совсем юным, признаюсь, что и сейчас редко встречаю людей, тем более мужчин, у которых проявление внешнего благородства не уступает внутреннему. А жизненные ценности, идеалы складываются именно в юности.
– Иногда я считаю его самовлюбленным красавцем, не уступающим манерам ловеласа. Если бы ты видел, как он внимателен и галантен с любой из сотрудниц ФАМО. Всегда великодушен, доброжелателен – неспроста это все! И неспроста все женщины, даже замужние, так откровенно желают его внимания.
– Я думаю, что мужчине, у которого нет комплексов и других проблем, да к тому же образованному, воспитанному, энергичному, с высоким положением в обществе и красивому, наконец, ничего не стоит вести себя именно так и при этом быть истинным джентльменом. Ведь ты обратила на него внимание не за то, что он красив?
– Значит, ты его защищаешь?
– Мне нет нужды это делать. Я его понимаю, вот и все.
– И что, такой тип мужчины может всерьез испытывать привязанность к одной женщине, остаться ей верным и навсегда?
Взгляд крестного был проницателен, и от него София почувствовала себя неловко. Если бы сейчас был день, он увидел бы ее покрасневшие щеки.
– Тебя это беспокоит?
София нервно засмеялась и, с фальшивым безразличием отводя глаза, высказалась:
– Почему меня это должно беспокоить? Это его проблемы – пусть он беспокоится. Честно говоря, с моим характером и его привычками вряд ли у нас что может получиться. Слишком все просто. По прошлому опыту я поняла, что такой девушкой, как я, интересуются либо неудачники, либо сексуально озабоченные мужчины, которым наплевать, что у тебя на душе и какая у тебя внешность…
– Фисо, боюсь, что ты не в состоянии объективно себя оценить. Такой импозантный утонченный мужчина, как Алекс, как мне показалось при нашей недавней встрече, открыл в тебе то, что ты сама в себе еще не рассмотрела. И по его взгляду на тебя нетрудно было догадаться, что он к тебе испытывает.
– Это было так заметно, или ты успокаиваешь меня?– с умоляющим взглядом спросила София.
