Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

Нет, конечно, это глупо – заглядывать так далеко вперед, а тем более – планировать такие вещи. Сначала надо, чтобы Роман вообще вернулся к Фанни! Но вот что нужно сделать для того, чтобы быть в курсе будущих событий: попросить Армана последить за Лораном. Недавно Сикстин проболтался: оказывается, раньше Арман служил в полиции, он – бывший флик. Наверняка он не утратил прежних навыков, его вполне можно нанять, чтобы последил за Лораном. Вчера его не было в бистро, куда он прежде ходил, как на работу. Ну ничего, Сикстин знает, где он живет, как-то раз подвозил его до дому, когда вечером вдруг грянул проливной дождь и шагу невозможно было сделать по улице, чтобы мгновенно не промокнуть до костей.

Сикстин скажет Фанни адрес, и она найдет Армана. Тот не откажется помочь. А ей нужно, в самом деле очень нужно, знать, как пойдут дела у Лорана с Эммой. Не станет ли он хаживать по старым адресам, не начнет ли вновь встречаться с Катрин, ну и так далее…

Да, надо сходить к Арману. Вот сейчас… вот сейчас Фанни вытащит себя из постели, постоит под душем, приведет лицо в порядок… Потом зайдет в «Le Volontaire», посмотрит, как там идут дела, поговорит с Сикстином и отправится искать Армана.

Катрин нажала на кнопку домофона у дверей:

– Привет, Морис, это Катрин. Я к мсье Лорану.

Ожидая, пока откроется дверь, она нервно поправила прядь над ухом. Странное чувство охватило Катрин – чувство неуверенности в себе, новое для нее. Все время кажется, будто что-то не так с прической, и эти великолепные духи «Cinйma», которые ей раньше так нравились, кажутся какими-то приторными, пошлыми, и туфли почему-то жмут, эти пестрые туфельки на модной плоской подошве, в них так удобно водить машину, не то что в остроносых, на шпильках. И все же на шпильках она смотрится эффектней, а в этих туфельках без каблуков какая-то коротконогая и толстозадая…

Ну, что он там, уснул, этот швейцар?

– Морис! Ты меня не слышал, что ли? – снова нажала на кнопку Катрин.

– Вы слишком быстро отключили переговорное устройство, мадам, – послышался рокочущий басок Мориса. – Я не успел сказать, что мсье нет дома. Он уехал и не сказал, когда вернется.

Катрин вскинула брови.

Очень интересно! Раньше Морис всегда впускал ее в дом, даже когда Лорана не было. Катрин дивно проводила время среди роскоши, которой тот себя окружил. Ждала, как верная жена, – так это у них называлось. Она как-то заикнулась, чтобы Лоран дал ей ключи, но он удивился:

– А зачем? Тебя и так пропустят.

Ее безоговорочно пропускали и Морис, и Том, и Оливье – все три охранника относились к постоянным посетителям жильцов дома пять по авеню Ван-Дейк с подобающим пиететом, даже с некоторым оттенком подобострастия. Что же вдруг изменилось?

«Как могут быть у тебя великолепными дела, когда Лоран дал тебе отставку?» – зазвенел в памяти ехидный голос Фанни.

Да ну, чепуха!

Катрин с такой силой вонзила палец в кнопку домофона, что сломала ноготь. А, merde! Merde, merde, merde!

Дверь отворилась. Никогда черное, лоснящееся, невозмутимое лицо Мориса не казалось Катрин таким омерзительным.

Черномазый козел!

Очень хотелось провизжать это как можно громче, однако Катрин с трудом сдержалась и даже выдавила обольстительную улыбочку (она прекрасно помнила, какими глазами смотрел на нее раньше Морис – раздевал ее мысленно и лапал виртуально!), твердо намереваясь снова испытать на нем свои чары.

– Это же я? Катрин! Ты что, не узнал?

– Мсье отсутствует, – ответил Морис с таким выражением на черной морде, словно перед ним была не великолепная, шелковистая, благоухающая, роскошная белая Катрин, а какая-нибудь жалкая кривоногая Сяо-Ляо (или Ляо-Сяо, не велика разница!) из китайской забегаловки с окраинной улочки Парижа.

– Да я слышала! – процедила Катрин. – Пропусти меня, я хочу подождать его дома.

– Мсье не велел никого пропускать.

Катрин покачнулась. Раньше к нему и так никого не пропускали, кроме нее. Сегодняшнее «не пропускать никого» значило не пропускать именно Катрин!

– Ничего не понимаю, – пролепетала она. – Ну хорошо, хорошо… Скажи хотя бы, когда он собирался вернуться? – И улыбнулась Морису.

До чего она дошла – унижаться перед этим черномазым вышибалой! Улыбаться ему заискивающе!

– Мсье ничего не сказал, – глядя сквозь нее, сообщил Морис. – Мне ничего не известно о его перемещениях.

И отвел глаза.

Катрин насторожилась. Что-то было в тоне Мориса… что-то было в этих вильнувших в сторону глазах…

«Лоран дома! Точно дома! – сообразила она. – Морис врет, скотина!»

Ага, вздумал одурачить Катрин? А вот хрен тебе! Не на таковскую напал, понял?

– Хорошо, я уйду, – пробормотала она с самым растерянным, с самым жалким видом, повернулась и спустилась на две ступеньки. Оглянулась: – Только я очень тебя прошу, Морис…

Она опустила голову, согнулась. Теперь ее голова была как раз на уровне живота Мориса. С яростным криком Катрин бросилась вперед, врезавшись в него с такой силой, что у нее потемнело в глазах. Поганый черномазый, у него не пресс, а бетонное заграждение! Но все же Морис покачнулся – не столько от силы удара, сколько, наверное, от неожиданности. Только на миг он отшатнулся от дверного проема, однако Катрин хватило этого мгновения, чтобы пролететь в образовавшуюся щель и даже взбежать до первого пролета лестницы.

Однако Морис уже пришел в себя от изумления: одним прыжком одолев пять ступенек, он настиг Катрин, сграбастал ее своими ручищами, развернул и поволок к выходу. Ах, как тут пригодились бы туфли с острыми носами и на шпильках! Сколько раз Катрин видела по телевидению передачи о том, как самыми простыми способами с их помощью можно отбиться от маньяка, нападавшего на женщину, скажем, в подъезде. И все же она сделала, что могла: коленкой саданула Мориса в пах. Увы, не попала ни по какому уязвимому месту, а была схвачена еще крепче, скручена, потащена к выходу, причем сквозь яростное пыхтенье Мориса до нее доносился униженный визг. Это она визжала! Это ее тащил прочь, выбрасывал вон из дома какой-то вышибала, поганый черномазый козел, пидермон!

– Морис, отпусти ее… – послышался вдруг знакомый голос, и тиски, сдавившие Катрин, разжались.

Она сначала вздохнула. Воздух проник в сплюснутую грудь, тьма в глазах разошлась. Потом утвердилась на дрожащих ногах, потом обернулась: Матерь Божия, Лоран! Стоит на площадке, на несколько ступенек выше. Джинсы, свободный джемпер и ночные туфли на ногах – по этой дурацкой русской привычке! Так, значит, он и впрямь был дома… Катрин угадала: он был дома, но просто не хотел ее видеть.

«Ты, сволочь! Ты что себе позволяешь?!» – чуть не выкрикнула она, но прикусила язычок.