Ирина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент
– Привет, подруга! – Антонина с шумом придвинула стул к ее кровати и опустилась на него. – Все вредничаешь?
– Тоня, – Людмила умоляюще посмотрела на нее, – что вы меня в какую-то злобную кикимору превращаете? Почему вы меня понять не хотите?
– Мы как раз тебя прекрасно понимаем, но зачем же так издеваться над человеком? Скажи, у вас с ним что-то было?
– Какое теперь имеет значение – было, не было! – Людмила устало вздохнула. – Зачем ему сейчас подобная образина? Ты бы видела, что у меня под бинтами!
– Но ведь все пройдет! Подлечишься и еще красивее станешь! Врач говорит, первое время загорать нельзя будет, а потом кожа окрепнет и даже пятен не останется!
– Это он тебе говорит, а меня уже предупредил, чтобы деньги готовила на пластическую операцию, если не хочу на всю жизнь уродиной остаться. Мало у меня было проблем, так вот еще одна прибавилась! Так что, Антонина, успокойся, и закроем эту тему! А что касается Барсукова, то мне его жалость не нужна, и передай ему, пожалуйста, чтобы больше не приезжал. Пусть свои обязанности должным образом выполняет. А то Стас говорит, упустили все-таки этого подонка. Все вокруг да около расхаживали, приглядывались, принюхивались, пока он не слинял в неизвестном направлении.
– Светкина мать вернулась домой, – сказала тихо Антонина, – а Светка ни в какую. Надымовские дома и в городе, и в Вознесенском опечатали, жить негде, так Барсуков до окончания школы ее у своих родственников пристроил.
– А Слава был у меня, даже слова про нее не сказал.
– Скажет он, как же! Она неделю назад республиканский конкурс красоты выиграла. А теперь, если Надымов сбежал, все планы у нее могут рухнуть. Сейчас газеты бросились его хаять да разоблачать, а кое-кто даже утверждает, что и весь конкурс – чистейшей воды липа, все было подстроено так, что, кроме Светки, никому и не светило занять первое место. Не знаю, конечно, что и кому там светило, но я этот конкурс по телевизору видела, и нашей Светке там действительно равных не было!
– Не беспокойся, теперь она своего не упустит! Вот видишь, уже нового спонсора в лице Барсукова нашла!
– Не к той ревнуешь, подруга, – сказала Тонька тихо. – Конечно, Светка нам теперь сто очков вперед даст, но не шей Барсукову то, чего нет на самом деле. Человек он порядочный и справедливый и понимает, что пропадет она одна, без поддержки. Сколько сейчас вокруг нее разных мерзавцев вьется, не счесть! Вот он и взял ее под свою милицейскую крышу.
– Антонина, – произнесла Людмила с удивлением, – смотрю, ты не только Стаськины словечки переняла, но даже его манеры и интонацию.
– С кем поведешься, от того и наберешься! – констатировала подруга со вздохом и сообщила: – Он меня тут каждый день пытает, когда заявление в загс подадим, а я все оттягиваю, жду, когда ты из больницы выйдешь, кто ж у меня свидетелем на свадьбе будет?
– Решилась все-таки?
– Решилась! – Антонина смущенно хихикнула. – Как тут отвертишься, если скоро живот нос подпирать будет!
– Тоня! Милая! – Людмила приподнялась на подушке. – Что же ты молчала? Сколько уже?
– Да, почитай, два месяца. Я сначала сомневалась, а потом сходила все-таки на прием, а мне и говорят: мамашей вскорости станете, милочка. В августе. Представляешь, все лето с этаким пузом ходить? Стас клянется, что непременно мальчик будет. Но сама знаешь, как их ментовским клятвам верить.
– Тоня, – протянула Людмила мечтательно и вновь откинулась на подушки. – Если б ты знала, как я тебе завидую, а у нас ничего не получилось…
– Какие ваши годы! В следующий раз обязательно получится! – И деловито спросила: – Сколько раз ты с ним спала?
– Один, – ответила Людмила и потрясенно ахнула: – Тонька, зараза ты этакая, расколола меня все-таки!
Антонина польщенно улыбнулась:
– Стаськина школа, тут уж ничего не скажешь. А ты, смотрю, не меньше моего ментовских слов нахваталась. – И передразнила подругу: – Расколола! И кто, интересно, вас этому научил, мадам?
– Не язви! И без тебя тошно! Думаешь, легко мне сейчас? Я, конечно, дура, что уступила ему, но теперь уже ничего не изменишь!
– По всем правилам, подруга, я должна быть на твоей стороне, но прости меня, на этот раз я тебя категорически не одобряю. Если ты Барсукова проворонишь, я тебе век не прощу и, ей-богу, даже знаться с тобой перестану. Они все за тебя так переживают: и дед, и Денис, а про Костю ты что, совсем забыла? Приручила мальчишку, а теперь Надьке Портновской отдашь под крыло или как?
– При чем тут Надька?
– А при том, дурья твоя башка, что кружит она над Барсуковым, как орлица над орленком. Мне тут тетя Клава рассказывала, как Надька ее уговаривала по вечерам Барсукова пирогами подкармливать. Сама-то, видать, побаивается, что он ее вместе с пирогами из кабинета выставит, вот и пристала к тете Клаве: передай, мол, вечерком презент гражданину начальнику, а то болит девичье сердечко, мается бедное, оттого что подполковник до ночи в кабинете один-одинешенек сидит, голодный, без пригляда женского… Тетя Клава отказалась, так она, говорят, на секретаршу Барсукова, Наталью насела. А у той в Надькиной группе сын младшенький, ну как тут откажешь любимой воспитательнице!
– И давно она его подкармливает?
– Да не подкармливает она его, – рассердилась Тонька, – вечно ты перебиваешь, досказать не даешь! – Она перевела дыхание. – Барсуков на корню ее благодеяния пресек и, кажется, даже не поинтересовался, как юную тимуровку зовут. Но она в твое отсутствие непременно еще какую-нибудь пакость придумает, чтобы Барсукова завлечь.
– Тоня, давай прекратим эти разговоры о Барсукове. Расскажи лучше про Надымова. А то Стас наговорил тут сорок бочек арестантов, а конкретно только что в засаде две ночи сидел, а Надымова так и не поймал.
– Вот и спросила бы самого Барсукова, а я ведь почти ничего не знаю. Стас мне не слишком докладывает о своих подвигах.
– Но что-то все-таки докладывает?
– Ну, хорошо! Он тебе рассказал, что утопленник, которого подняли из водохранилища…
– Оказался турком, чей «маузер» я отбила у Цымбаря? Это я уже знаю, но как они вышли на Надымова?
– А через Потрошилова. Сто Пятнадцать Ведьмедей лишь про Уразова услышал – тут же прибежал добровольно сдаться в руки правосудия. Ему же не доложились, что Уразов под лавиной погиб. Вернее, сказали, что его бывший дружок пока в тяжелом состоянии, но вот-вот начнет давать показания. Ну дедок и поспешил облегчить свою душу чистосердечным признанием. Рассказал, как Уразов Ковальчука по приказу Надымова угрохал, а самое главное, как карабин турка у него оказался. Турка этого к нему тоже Надымов привез, чтобы несколько молодых сапсанов купить, которые дед специально для продажи поймал. Вот и углядели наши дружки-приятели, что у того большая сумма денег в долларах имеется. Тысяч десять, кажется. Ну и решили, недолго думая, отправить иностранного гостя в могилевскую губернию. Уразова, как заплечных дел мастера, для этого пригласили… Надымов и Уразов увезли турка обманом в тайгу, там его и прикончили… А «маузер» и остальные вещи турка Надымов приказал деду уничтожить, а он, видишь, пожадничал, оставил «маузер» себе да еще и продал потом Цымбарю. А при обыске у него дома вдобавок куртку нашли, кожаную, в которой турка на таможне видели…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});