Анна Малышева - Ночь опасна

— Нас ждут, поэтому открыто, — пояснил Семен Федорович, осторожно пробираясь к дальней двери. — Звонка-то нет.

— Я здесь, Сема, здесь, — неожиданно отозвался из глубины дома странный, какой-то невнятный голос. Казалось, заговорила сама избушка — растягивая и пережевывая слова, не делая между ними четкой границы. Дальняя дверь отворилась, и возникшая в проеме фигура приветливо поманила гостей войти.

Еще одни сени — крохотные, устланные рваным — явно с помойки — линолеумом. В углу — кованая чугунная вешалка, несколько огромных стеклянных бутылей и угрожающе накренившийся хилый табурет. Пол ощутимо уходил под уклон — казалось, визитеры спускаются в сырую вязкую темноту. Но тут вспыхнул свет, и они оказались в маленькой душной комнатке.

Олег не знал, куда смотреть — у него разбегались глаза, такое он видел впервые. И никогда бы не поверил, что подобный особнячок может уцелеть в самом центре Москвы, где земля на вес золота, а печное отопление приказало долго жить.

Треть комнаты занимал кафельный бок огромной печки. От него так и веяло стужей — Олег ненароком задел его плечом. Жарко в комнатке было потому, что в розетки были воткнуты шнуры от двух мощных обогревателей. Он взглянул на Тамару — у нее разгорелось лицо, она торопливо расстегивала шубу.

Комнатка была крохотной, не больше десяти метров общей площадью. Но потолок оказался высоким да еще украшенным лепниной. Все стены были сплошь увешаны картинами — как успел заметить Олег, довольно посредственными и явно современными. В основном это были пейзажи, среди которых затесались два-три натюрморта. Из прочей обстановки присутствовал низенький столик с гнутыми ножками и такое же приземистое, превосходно сохранившееся креслице. Обе вещи — явно из прошлого столетия, и, может быть, из этого самого особнячка. И конечно, в комнате наличествовал сам хозяин.

Это был бледный, какой-то отсыревший старичок с пустым младенческим взглядом голубых глаз. Несмотря на страшную жару, он был одет очень тепло — на плечах меховая жилетка, на ногах — коротко обрезанные валенки. Семен Федорович поздоровался с ним за руку и представил своих спутников:

— Вот эти молодые люди, Кирюша. Я тебе говорил.

Тот впился глазами ему в лицо, кивнул и перевел взгляд на гостей. Олег слегка поклонился. Он не знал, как себя вести, что подумать. Но чувствовал — если эта книга в Москве, ее настоящее место именно здесь. Он даже ощущал ее присутствие где-то в недрах особнячка.

Кирюша — в нем действительно было что-то детское — выжидательно смотрел ему прямо в глаза. Олег смущенно заговорил:

— Мы слышали, у вас есть эта книга, так вот…

Но Семен Федорович моментально его перебил:

— Не отворачивайтесь, он вас не слышит. Читает по губам.

— Говорите, пожалуйста, медленнее, — снова протянул этот глухой, невнятный голос, проглатывающий согласные и путающий звуки. На некоторых звуках его заедало, совсем так, как западает и долго звучит клавиша старого пианино. Гласные перетекали одна в другую, и понять что-либо было почти невозможно.

И тут вперед выступила Тамара. Отчетливо артикулируя, как будто занимаясь с нерадивым учеником, она коротко и толково объяснила цель визита. Кирюша обрадовался:

— Да, есть такая книга!

Тамаре пришлось перевести это для Олега. И в дальнейшем, что бы ни произносил хозяин особнячка, она быстрым шепотом передавала его слова Олегу. А тот говорил много и охотно, совсем не считаясь со своим физическим недостатком и с тем, что слушатели мучительно напрягались, чтобы его понять.

— Он говорит, что знает эту книгу, видел ее, — переводила Тамара.

Она раскраснелась — то ли от жары, то ли от волнения и совершенно вышла из роли равнодушно скучающей жены. Впрочем, и Олег обо всем забыл. При первом же взгляде на Кирюшу у него из головы вылетели все приготовленные для него легенды.

— Говорит, что книга очень редкая и ее никогда не продавали. Поэтому о ней никто ничего не знает. А он знает.

— Чего он только не знает, — дружелюбно подтвердил Семен Федорович. Букинист по-свойски расположился в креслице и жевал неизвестно откуда взявшееся яблоко. Возможно, он принес его в кармане пальто. — Тип колоссальный! Не упускайте возможности, посмотрите на него хорошенько. Глух, как тетерев, на оба уха, таким и родился. Был беспризорником, побирался, всю страну изъездил, в Москве попал в детдом для дефективных. Научили его там говорить, читать, рисовать. Открылись способности… В свое время был известным иллюстратором! — Семен Федорович ностальгически вздохнул. — Теперь уж его забыли. Пережиток прошлого, никому не нужен… Но этот домик все-таки при нем остался, от Союза художников когда-то перепало. Здесь у него мастерская. На старости лет открыл у себя новый талант — пишет старичок маслом, светотень осваивает. Не сдается! А ведь всю жизнь гуашью работал. Верно, Кирюша?

Кирюша, с восторженным вниманием следивший за губами друга, усиленно закивал и принялся что-то лопотать. Тамара вслушалась и пояснила Олегу, что старик вспоминает похороны Сталина и свое чудесное избавление от гибели в обезумевшей толпе.

— Он провалился в канализационный люк на Страстном бульваре и заполз подальше за трубы, — сказала она. — Ужас, кошмар. Про книгу больше не говорит.

— Кирюша, ближе к делу, — услышал ее Семен Федорович. — Это у нас, стариков, времени много. А молодежь всегда торопится. Где книга?

— У меня ее нет.

Теперь даже Олег его понял, возможно, потому, что очень хотел понять.

— Но он знает человека, который ею владеет и, может быть, даже продаст, — перевела Тамара.

— А посмотреть на книгу можно?

Кирюша закивал:

— Можно! Можно! Только хозяин боится показывать!

— Почему?

Оказалось, хозяин книги боится быть обворованным. Семен Федорович добавил от себя, что ничего удивительного в этом нет. К коллекционерам часто приходят покупатели… Вроде хорошие, понимающие люди. А потом забирают товар без всяких денег. Фомкой орудуют, а то и ножом.

— Да неужели вы считаете меня… — начал было Олег, но собеседник его остановил:

— Я не о вас говорил, а вообще. Хозяин книги — старый человек, вот как мой Кирюша. Защитить его некому, а ценности у него хранятся большие. Натурально, боится.

— Но с вашей рекомендацией…

Семен Федорович решительно заявил, что в таких случаях никаких рекомендаций не дает. И за себя самого не поручится, не то что за другого.

— Вы же понимаете, что коллекционеры — сумасшедшие, — ласково сказал он. — Бывает, что и порядочный человек может украсть. Это страсть, помешательство в своем роде. Так, Кирюша?

Но тот не следил за его губами. Очень заинтересовавшись Тамарой, старичок показывал ей развешанные на стенах картины и что-то горячо объяснял. Она кивала, улыбалась и время от времени быстро, отчаянно оглядывалась на Олега. Тот начинал закипать.