Анастасия Вербицкая - Дух Времени

Не прошло десяти минут, как уже обе женщины приветливо улыбались друг другу. Фекла Андреевна была в душе эстетом, и Лиза пленила её сразу.

– Не откажетесь выпить чайку? – ласково, с какой-то покровительственной ноткой спросила она. – Живо самовар вздую в сенях…

– Ах, с большой радостью! – Лизе не хотелось обидеть отказом первого товарища в её новой жизни.

Пока хозяйка хлопотала, Лиза взяла на руки девочку. Малютка в немом благоговении перебирала цепочку барыни.

– Своих-то у вас нет? – спросила Фекла Андреевна, разрезая лимон. Лиза покраснела и качнула головой.

– Это большое счастье, – серьезно продолжала хозяйка, отгрызая кусок сахару и с наслаждением потягивая воду с блюдца. – Обуза эти дети в нашем положении, кому работать приходится всурьез! Хорошо, у меня мать есть… Коли арестуют, на неё оставлю… Вот эта девочка у меня в тюрьме родилась.

– Вы были в тюрьме??

– А нешто Степан… то бишь Николай Федорыч, вам не говорил? – Она покраснела, потом глаза её стали светлыми… Ей было смешно, что она проболталась.

Но Лиза поняла, что замечать ей этого не надо.

– Как же? Из-за него тогда и я влетела… Только его-то в Якутскую сослали. А я отделалась шестимесячным заключением. Потому на меня улик серьезных не было…

– А вы давно его знаете? – Лиза не могла устоять перед желанием поговорить о Потапове.

– Николая Федорыча-то? – нараспев спросила Фекла Андреевна. – Это мой учитель. Как его не знать? Семь лет знакомы. Он моего жениха и подругу мою одну учил сначала, а потом и меня любопытство взяло. Хорошо он объясняет, заслушаться можно… А уж как о будущем строе говорить начнет, так и загорится весь! Нельзя, знаете ли, равнодушной остаться… Мне, бывало, после беседы этой и петь хочется, и плакать… Так лихорадка и трясет всю! Раза три этак я после его речей в демонстрации участвовала, в Нижнем, в Ростове-на-Дону, в Одессе тоже… Раз красное знамя несла, рядом с женихом Наташиным. Стреляли-то в меня, а убили его.

Лиза всплеснула руками^

– Убили??

– А как же? Нешто вы думаете, манифестации нам задаром сходят? На то и идешь… Но зато и минуты же какие! Ни страха, то есть вот ни настолечко!.. И словно бы пьяная…

– Вы сказали – Наташа?.. Ну, а она как?.. Очень плакала?

– И-и… Вот убивалась! Они только что обручились тогда. И Наташа веселая да беспечная была. И ничем, кроме нарядов да любви своей, не занималась… «Наш век короток, – бывало, скажет. – Зевать нечего…» На всей фабрике первой красавицей была. Ну, а тут, как убили Сашу, жениха ее… ему всего двадцатый год шел, и красавчик какой!.. Тут уж она сменилась разом. Приходит ко мне, помню: «Достань, – говорит, левольвер!..» – «А на что тебе?» – спрашиваю. – «Хочу, – говорит, – убить кого-нибудь… Жить не могу без этого!..» Так и горит вся… А я ей на это: «Зря ты всё это затеяла… Только себя погубишь, – говорю… – Разве в этом настоящая работа?.,» – Свела я её к Николаю Федорычу. «Вот вам, – говорю, – работница! Теперь из неё веревки вейте!.. А назад ей дороги нет!..»

Лиза слушала, широко открыв глаза.

– Она на фабрике?

– Да, агитирует теперь. Ах, какая это девушка!

Огонь… И ничего-таки не боится… «Дайте мне, – говорит, – самое опасное, чего никто не возьмется делать! Пошлите меня хоть в пекло!..» Понимаете? Это ей тоску залить хочется. И ненависти этой в ней столько теперь! На десятерых хватит…

Оттопырив бледные губы, она дула на блюдечко.

– А плохо вам было в тюрьме?

– Как сказать?.. Всего было, и хорошего, и плохого. Вот как родила я в лазарете, очень мне с дитем туго приходилось. Ну, а потом обошлось… Нас в камере человек двадцать сидело. Пять манифестанток, остальные уголовные. И, Боже мой! Что это за свары были спервоначалу-то между нас… Там воровки, убийцы, проститутки… И все они против нас… Вот тут уж мы агитировали всласть! Ха!.. Ха!.. «Дуры вы, – говорим, бывало, – дуры неповитые, за кого стоите? Вас по закону в тюрьму бросили. От нужды вы крали, от нужды на бульвар пошли, от темноты своей убийцами сделались… А почему вы темны да голодны?.. Ну-ка?.. А вот мы за вас всех, обиженных, дурех неповитых, жизнью да свободой жертвуем, в Сибирь идем… А вы чем бы нас поддержать, да ещё ругаетесь? А кто вас скверной болезнью заразил да на улицу собой торговать погнал?» Ну, и так день, другой, неделю… Что ж вы думаете? Все они нам подчинились. Плачут, бывало… Жалкие такие!.. «Ничего, – говорят, – мы не знаем, и научить нас некому. В темноте ходим… И вся-то наша жизнь пропала…»

Лиза протянула свою чашку. Ей не хотелось уходить. Все казалось ей сказкой.

– Вы тоже на фабрике, Фекла Андреевна?

– Нет, где ж? После тюрьмы-то на нашего брата и глядеть-то никто не хочет. Хоть подыхай с голоду!

Я вот белье шью. Муж зарабатывает, тянем кое-как… Иногда от партии получаю помощь. Нечасто… Тяжело уж очень обязываться, хоть бы и своим. Потому что мало денег у нас…

– Вы, значит, придете ко мне за деньгами, Фекла Андреевна?

– Лучше вот вы сами приезжайте к Марье Львовне.

– Кто это – Марья Львовна?

– А вам нешто не говорил Николай Федорыч? Мне он, по крайности, поручает в последнем письме из Нижнего познакомить вас, как нового члена партии, с нашим кружком…

Лиза покраснела.

– Скажите мне её адрес.

– Она живет на * бульваре; у неё вывеска: «Портниха Майская»… Еврейка… По четвертной за фасон берет. Мы у неё по воскресеньям собираемся…

– Неужели она!.. Так она тоже в партии?

Фекла Андреевна засмеялась.

– За Николая Федорыча в гроб лечь готова! Видите ли? У неё сестра есть на высших курсах. А у неё жених – студент. Вот через сестру и знакомство с Николаем Федорычем у Майской состоялось. Там ещё одного товарища встретите. Фельдшерица Бессонова… Обратите внимание. Дорого такой человек стоит!

– И вы часто собираетесь?

– А как же? Дела много… Движение большое пошло по заводам. Нужны работники. Майской квартира чем хороша? В доме жильцов пропасть… Дворнику не уследить, куда идут люди, примерно. Швейцара нет. А и спросит кто Майскую, всем известно, что по делу… Потому портниха. До сих пор никаких подозрениев не было… А квартира на самом что ни на есть виду стоит! – Она опять весело рассмеялась…

Лиза встала очарованная. «Чего я стою перед ними? Как мог он пройти мимо таких и полюбить меня? Какая загадка!..»

– А вы сами здесь в безопасности живете? – спросила она, надевая шляпу перед кривым, засиженным мухами зеркалом.

Глаза хозяйки блеснули.

– Я здесь все равно что в своем царстве! За стеной хозяева, башмачник с женою… Они за меня всякому горло перервут. А ребята у них – работники – в глаза глядят мне. Да и вся улица за меня. Нет! Мне тут не пропасть, разве ночью нагрянут. Конечно, у себя стараюсь ничего не держать… Потому что все-таки я поднадзорная…