Анастасия Вербицкая - Дух Времени

Те Лизы умерли обе… И только сейчас, ещё вся смятая и израненная первой мужской лаской, она понимает, бесповоротно и отчетливо, что они умерли… А жить будет новая Лиза, которой она ещё не знает сама. Которой никто не знает… «Одинокая и несчастная, как те обе?» – спросила она себя.

«Нет!.. Нет!..»

Она вспомнила чувство, которым была полна вся-вся… там в передней, когда голова её лежала на груди Потапова, а он бережно, как драгоценную вазу, держал её в своих могучих и таких нежных руках… Если не это – счастие, то как назвать этот дивный покой измученной души? Она жаждала забвения… И целый мир открылся перед нею… Откажется ли она от этих ласк теперь, когда тот, кого она любит, ласкает другую?

«Нет! – отчетливо сказала себе Лиза. – Нет!!»

Она открыла глаза… Да, ничто не изменилось… И все стоит на своих местах… Только жизнь её перевернулась вся разом… И в одно мгновение. В душе её как бы вихрь прошел, разметавший все, что было ценного и, казалось, заветного. И она с холодной улыбкой глядит на эти обломки, которых ей не жаль.

Когда она была ребенком, в доме её отца она пережила одну трагическую ночь. Мать её пила запоем. И отец, в своей темноте, верил, что знахарки вылечат любимую им женщину от этого «порока»… Когда же болезнь на время проходила сама собой, в семье водворялся мир. Ехали на богомолье, брали с собой детей, жертвовали в монастыри… Лиза помнит эти очаровательные поездки на лошадях летними ночами. Помнит, как ночевали раз за Киевом, в открытом поле; как огромные звезды сверкали над её головой; как загадочный шепот немолчно шел по степи; как налетал сухой, теплый ветерок… И ей, не спавшей от волнения малютке, казалось, что это невидимые ангелы веют над ними крыльями и оберегают их от нечистой силы.

Но вот опять болезнь матери вернулась. И отец, сам запивший с горя, ночью кинулся бить жену. Вопли упоенного жестокостью зверя и стоны истязуемой жертвы разбудили весь дом… Нянька схватила братца на руки и заперлась с ним в кухне. А Лиза, объятая безумным ужасом, побежала по дому, ища, куда спрятаться. И очутилась в конторе.

Была глухая зимняя ночь, темная и страшная. Вьюга выла, била в окна пригоршнями сухого снега… Лиза Упала на пол и лежала долго, затыкая уши, пока не стихли вопли отца и стоны матери. Дом погрузился в жуткую тишину.

Тогда девочка села на полу, открыла глаза и оглянулась. И вдруг задрожала всем телом…

Кто-то стоял у печки, в глубине комнаты. Кто-то огромный, немой и страшный… Очертания расплывались, сливались с мраком. Но Лиза чувствовала жуткое присутствие Безликого.

И сердце её замерло… Все, только что пережитое ею, показалось ей ничтожным перед этим мистическим ужасом.

Она просидела так час или больше. Не помнит… Зубы её стучали, и волосы как будто шевелились от холода, проползавшего по её голове… Вдруг послышались осторожные шаги в коридоре. Мелькнул свет. Вошла нянька.

– Мать, Пресвятая Богородица! Я ж тебя цельный час по дому ищу… Иди сюда!

Но Лиза не шевелилась. Широко открыв глаза, она глядела на то, безликое и бесформенное, что наполняло её ужасом… И вдруг она засмеялась отрывисто и глухо… Точно ворона закаркала в тишине спящего дома. При неверном свете ночника она разглядела, что на отдушине висел отцовский кафтан.

Много лет прошло с тех пор… И вот то же странное чувство освобождения пережила она сейчас, в это майское утро… Освобождения от пут, державших её душу в плену мистического ужаса перед жизнью, перед страстью, перед тем, что она называла изменой, позором, грехом…

– Вот и все! – сказала она вдруг громко. – Вот и все…

И она засмеялась. И с улыбкой на лице она уснула внезапно.

VII

Она проснулась потому, что стучали в дверь. Афимья просунула голову и со страхом глядела на кушетку.

– Живы вы али нет, Лизавета Филипповна? Уже двенадцатый час…

Лиза села, оглянулась, и краска залила её щеки… Но ни тени раскаяния не почувствовала она. Только безмерное удивление и радость оттого, что миновала долгая, глухая ночь одиночества.

Как живое встало перед нею лицо Андрея. И она спокойно глянула в эти серые глаза, наполнявшие её жизнь такой знойной тревогой, такой мучительной жаждой счастья… «Я все-таки люблю его и не могу разлюбить, – вдруг поняла она. – Но теперь и любить его, и жить без него мне будет легче…» Она вспомнила ту блаженную минуту в передней…. Минуту невыразимой тишины после стольких месяцев тоски и страданий. Вспомнила не столько лицо Потапова, сколько прикосновение к его груди и теплоту его объятий… «Я его тоже люблю… Не знаю как? Не знаю, много ли, мало ли?.. Но мне хорошо…»

Она встала и радостно засмеялась…

Началась жизнь!.. Новая, интересная, жуткая жизнь!..

Одевшись, Лиза поехала на другой конец города. В переулке она отпустила извозчика и, никого не спрашивая, отыскала сама дом. Одноэтажный, деревянный, с зелеными ставнями, с цветущей геранью на подоконниках и молодыми березками перед окнами, он показался Лизе очаровательным. Да и вся улица понравилась ей, с этими заборами и огородами, с курами, спокойно купавшимися в пыли, с босоногими ребятишками, игравшими в бабки. Она вошла во двор.

– Кого вам? – спросила совсем «обалдевшая» от восторга чумазая девочка. – Феклу Андреевну?.. Вот тутотка…

Лиза вошла в темные сени и постучалась.

Комната в два окна, разделенная занавеской, была чиста, несмотря на явную бедность. На керосинке что-то кипело. На полу босоногая девочка, в подвернутой рубашонке, сосала баранку. В люльке, подвешенной к потолку, спал младенец.

Лиза остановилась на пороге. Стройная женщина с бледным лицом так и впилась в гостью огромными глазами.

– Вы – Фекла Андреевна?

– Я… Что вам угодно? – сухо спросила хозяйка.

– Я к вам от Николая Федоровича…

– Ага!.. Садитесь, пожалуйста!.. Давно вас жду… – Она быстро заперла окно, смахнула фартуком со стула и подвинула его гостье. – Извините за беспорядок, – улыбнулась она, вытирая о фартук руки. – Обед готовлю. И одеться не успела.

Лиза с волнением глядела на её лицо и находила его удивительно интересным. Особенно хороши были лоб, брови, глаза и волосы,’ черными, пышными волнами подымавшиеся над упрямым, большим лбом. Нельзя было пройти равнодушно мимо такого лица!

И с таким лицом – Лиза это чувствовала – нельзя было прожить мирную и обычную жизнь. «Будь она крестьянка и замужем за постылым человеком, она отравила бы мужа, – думала Лиза. – Она не снесла бы гнета… такая… И рука у неё не дрогнула бы пред преступлением. А мы, видя её на скамье подсудимых, говорили бы: „Какое у неё необыкновенное лицо! Сейчас видна преступница!.." Но ей посчастливилось встретиться с Потаповым. И вот сила не погибла, натура расцвела…»