Анна Малышева - Каждый любит как умеет

– О чем вы шептались? Что он тебе сказал? За дуру меня держишь?

– Теть Лиза! Вы мне надоели! Ничего он не говорил! – Надя резко повернулась и вышла на кухню. Там она остановилась у окна, схватила с подоконника сигареты и чуть не смяла пачку – так тряслись руки.

Из комнаты неслись глухие рыдания. Надя ждала, когда тетка успокоится. Пока этого не произойдет, к ней даже подходить не стоит. «Это все Борька ей нервы расшатал, успокоить невозможно, – она курила, пуская дым в приоткрытое окно. – Крик, визг… Если б она знала…» Ей вдруг самой стало плохо. Но она не могла бы точно сказать, что именно у нее болит. Голова, сердце, душа – все вместе. Она выглянула в коридор, послушала, как плачет Елизавета Сергеевна, и вернулась в кухню, к телефону.

– Ну, дождались, – сказала она, прикрыв трубку рукой. – Ты там один? Говорить можешь?

Она звонила мужу на работу. Но телефон был прямой, и никакой секретарь не мог бы их подслушать.

– Ты что мне сюда звонишь? – так же тихо откликнулся он. – Ты где? У тетки? Нашли его?

– Нашли! – сказала она с какой-то странной издевкой в голосе. Но над кем она издевалась, было непонятно. – Нашли, но от нее пока велели скрывать. Не уверены, видишь ли!

– А ты уверена, что это он?

– Он. В овраге нашли. И его паспорт в кармане.

– Ты будешь там? – мужчина откашлялся и заговорил еще тише: – Надь, я приеду. Ты там не натвори глупостей, ладно? Я сейчас приеду, отпрошусь.

Она бросила трубку. Елизавету Сергеевну удалось уложить в постель – она больше не плакала и не отбивалась. Как только легла – сразу повернулась лицом к стене и уставилась на узоры огромного шерстяного ковра. В этой квартире почти все стены были закрыты коврами. Дышалось здесь с трудом. Самой хозяйке было не под силу вытаскивать эту массу ковров на улицу и проветривать их. Пылесос был давно сломан. А сын ей ни в чем не помогал.

– Теть Лиза, – Надя присела рядом с постелью. Она много бы отдала за то, чтобы заплакать, прижаться к старухе, все рассказать. Но ее трясло – и больше ничего. Все настоящие слова были упрятаны очень глубоко. Наружу вырывалось самое незначительное. – Теть Лиза, вы не переживайте. Это, возможно, ошибка.

– Что он тебе сказал? – монотонно повторила та. – Я слышала, вы там шептались. Почему он будет тебе звонить? Почему не мне?

– Давайте не будем паниковать, – Надя коснулась ее плеча, погладила синюю ткань халата. – Бывало и раньше, и все обходилось. Попросим забрать заявление, может, ничего и не будет. Может быть, что-то с наркотиками, а может, просто нашумел где-то. Он дома этой гадости не держал?

– Надька! – Женщина вдруг села. – Если ты мне не скажешь – я с собой покончу! Его нет целый месяц! Он никогда так долго…

Надя увидела, что та опять близка к истерике. И, чувствуя себя убийцей, нерешительно сказала:

– Теть Лиза, следователь и сам не уверен… Но утром в нашем овраге нашли тело. Кажется, там наш Боря.

Она ждала чего угодно. Крика, слез, сердечного приступа. Она приготовилась даже к тому, что женщина набросится на нее с кулаками – несколько раз такое уже случалось. Но Елизавета Сергеевна только посмотрела на нее как-то странно, диковато. Перевернулась на спину, полежала молча минуты две. А потом вдруг оперлась на локоть и спокойно, даже весело сказала:

– А я не удивляюсь. Я это давно знала.

…Когда муж Надежды Владимировны приехал с работы и тщетно звонил в дверь, из соседней двери выглянула соседка. Страшным шепотом, округлив глаза, она сообщила, что Борю нашли мертвым, в овраге, что тут была милиция, что с Лизой случился сердечный приступ, Надя вызвала «скорую», а пришлось ждать «реанимационную», и они вместе поехали в больницу.

– Ах, черт… – Мужчина растерянно посмотрел на часы. – Что же делать? Куда они поехали?

Соседка сунула ему записку. Там было всего две кривые строчки, в спешке нацарапанные рукой его жены: «Саша, я тебя не дождалась. С тетей совсем плохо, езжай домой, обед в холодильнике. Надя».

ГЛАВА 15

Она вернулась домой перед рассветом. Муж не спал и видел в окно, как к дому подкатило такси, как из машины вышла жена в светлом легком платье. Он открыл входную дверь и крикнул на весь подъезд:

– Надя!

Саша боялся за жену. Если уж кто прячется в подъезде – пусть знают, что эту женщину ждут. Снизу раздался ее приглушенный голос:

– Не ори, иду.

Она поднималась по лестнице устало, хватаясь за перила. Увидев мужа в дверях, махнула рукой:

– Напустил комаров, сумасшедший! Полный подъезд этих тварей…

Когда он запер за нею дверь, Надя повернулась к нему и бросила:

– Добился своего! Дождался!

– Что с ней? – Мужчина подошел и сжал ее полные холодные руки чуть повыше локтей. – Ты что – замерзла? На улице теплынь.

– Отстань! – она дернулась и высвободила руки. – С ней ничего хорошего! У нее же сердечная астма. Сейчас вся синяя и почти не дышит. Я уж сидела, сидела… Мне сказали – не ждите, все равно не увидитесь.

Надя вдруг тонко завыла и прижала кулак ко лбу:

– И все ты!

– Надя! – Он придвинулся ближе и опять попытался ее обнять. – Прекрати, давай выпьем. Я купил «Драй мартини», твой любимый. Пойдем.

– Все ты! – Она оттолкнула его, прикусила губу и вдруг размашисто ударила по щеке: – Сволочь! Гад! Что же я молчу, что же я всем вру! Ты и меня прикончишь, когда до наследства дойдет!

– Надя, соседи услышат! – Ему все же удалось обнять ее. Он чувствовал, как дрожит ее тело, как она пытается вырваться, шипит, будто разъяренная кошка, плачет, глотает воздух… Он держал ее несколько минут, прижимая к себе все крепче. Наконец она обмякла в его руках и прерывисто вздохнула.

Мужчина отвел ее в комнату, усадил на постель, наклонился, снял с нее туфли. Пока он бегал на кухню за бутылкой и бокалами, Надя сидела неподвижно, как-то тупо глядя на свои босые ноги.

– Выпей, – он налил ей половину бокала и выжал туда лимон. – И я с тобой выпью…

Она поднесла бокал, пригубила сладковатый мартини, и вдруг поморщилась, как от горечи:

– За что мы пьем, Саша? Соображаешь?

– Перестань. – Он осушил свой бокал и брезгливо заметил: – Предпочел бы водку, да ты же мне задашь.

– Не задам! Делай что хочешь…

Надя встала и через голову стянула платье. Отвернулась, расстегивая бюстгальтер. Он смотрел на ее спину – молочно-белую, чуть заплывшую жирком, но такую чистую, гладкую, будто мраморную. Надя, не поворачиваясь, взяла с постели ночную рубашку, облачилась и улеглась поверх покрывала. Закрыла глаза. Муж попытался заговорить с нею, но она больше не отвечала. Он сидел на краю постели, пока в комнате не стало совсем светло. Женщина не спала. Время от времени она резко переворачивалась с боку на бок, упорно не открывая глаз.