Светлана Успенская - Посмертная маска любви

«Я должен бежать, — решил я. — Пусть я попаду к ним, и они меня прикончат, но я должен хотя бы попробовать спасти ее. Может, нам удастся выкрутиться на пару…»

Приняв окончательное решение, я отозвал Штурмана в сторону и сообщил ему максимально равнодушным тоном:

— Скажи там кому надо… Я согласен.

Штурман молча кивнул, и его изрезанное морщинами лицо осталось таким же спокойным и непроницаемым, как всегда.

— Послушайте, юноша, — задумчиво произнесла Молодцова, грустно подпирая свою баклажановую голову твердой наманикюренной ручкой. — А вы совсем не такой простачок, каким кажетесь на первый взгляд…

Я не знал, как расценить ее слова, — как завуалированный комплимент моим умственным способностям или потенциальную опасность. Поэтому, скромно потупив глаза, я молчал, ожидая продолжения.

— Да и в камере, как мне сказали в оперчасти, к вам отнеслись неожиданно снисходительно… И адвокат ваш собаку съел на уголовных делах… И вообще, голова у вас неплохо варит… Вон как вы ловко пытались направить следствие на путь натурщицы с арбалетом…

— Вы что-нибудь узнали про нее? — с замиранием сердца спросил я.

— А вот вопросы здесь задаю я! — Т.Г. хищно прищурилась, и ее тонкие губы сжались в кровавую узкую полоску. — Да, мы кое-что узнали… Например, о том подозрительном эпизоде, когда вы едва не сгорели на даче человека, жена которого погибла при пожаре, а сам он умер через каких-нибудь две недели в собственной ванне… И про попытку убить еще одного своего приятеля, когда вы хладнокровно расстреляли его на глазах у десятка людей по дороге в аэропорт!.. И про ваши художества в Троепольском… И венец вашей преступной деятельности — взрыв «шевроле» у клуба «Monkeys». Я уже не говорю про такие мелочи, как перебивание номеров краденых иномарок в автосервисе, которым вы одно время руководили! Ну что, хотите и дальше выслушивать прискорбный список ваших дел?

— Нет, — спокойно ответил я. — Потому что все это не имеет ко мне ни малейшего отношения!

— Да что вы говорите? — саркастически усмехнулась Молодцова. — И убийство Максютова тоже не имеет к вам никакого отношения?

— Имеет. Косвенное.

— Ну, допустим, эпизод с поджогом дачи нам пока трудновато будет инкриминировать вам, — задумчиво продолжала Молодцова. — И смерть банкира Абалкина, замаскированную под несчастный случай, — тоже… И для того, чтобы с уверенностью сказать, что это вы расстреляли Гофмана, еще надо провести ваше опознание… Но уж извините, в Троепольском-то вы достаточно наследили! Там вас признают множество свидетелей. Ваше появление у священника 15 августа и его трагическая кончина в ночь с 15-го на 16-е слишком уж логично объединяются в один ряд… И я даже расскажу вам, как эта печальная ночь повлияла на смерть человека, также считавшегося вашим другом, Максютова…

— Ну и как же?

— А вот как! — Молодцова одернула синий форменный костюм и широким мужским шагом прошлась по кабинету. — Вы приехали в Троепольское, чтобы украсть икону «Благовещение Божьей Матери». Вы сбросили с колокольни священника, но похитили не икону, а ее более современную копию, выполненную еще до возвращения настоящего образа из фонда Третьяковской галереи Православной Церкви. Ведь вы тогда еще не знали, что настоящая икона передана для реставрации Максютову! Вы взяли копию (она исчезла аккурат на следующий день после убийства священника), но потом, очевидно, после консультации у специалистов, поняли, что ошиблись, и решили убрать Максютова, потому что именно у него в тот момент находилась икона. Так вы и поступили, как говорится, ничтоже сумняшеся!.. Я правильно рассказываю? — осведомилась Молодцова.

— Наверное. — Я равнодушно пожал плечами. — Но только все это ко мне не относится.

— Неужели?

— Да, не относится! — подтвердил я. — Во-первых, об иконе я вообще до недавнего времени не имел никакого представления и не знал, что она существует в природе. Конечно, это недоказуемо, но ладно, пусть… Во-вторых, ночь с 15-го на 16 августа я провел не в Троепольском, а у Максютова и, следовательно, не мог похищать копию и убивать Игоря Копеляна. Если бы Ринат был жив, он подтвердил бы мои слова!

— Максютов совершенно мертв, подтвердить ваши слова не может, и поэтому вы предлагаете мне поверить вам! — иронически хмыкнула Т.Г.

— Запишите, пожалуйста, в свои бумаги, — вежливо попросил я, — что я, Копцев С.В., признаюсь только в том, что ошибочно подложил взрывное устройство в автомобиль «шевроле», принадлежащий членам волгоградской преступной группировки. Есть видеозапись того, как я это делал, и рано или поздно вы определите, что на ней именно я, в этом эпизоде действительно бесполезно запираться. Но если в ночь с 15-го на 16 августа я подложил взрывное устройство под машину близнецов, то как я мог в это же время убить Игоря Копеляна и взять копию из церкви? А если я не убивал Копеляна и не брал копии, то соответственно я не убивал Максютова и не похищал настоящей иконы. Я логично рассуждаю?

— Ничего… Дальше!

— А что касается убийства Гофмана — тут уж, извините, я невинен как ангел. Свидетели меня не опознают, потому что я его не расстреливал… А насчет перебивания номеров — это совсем ерунда. Я был только зиц-председателем бывшей конторы Савоськина, как мсье Фунт из «Золотого теленка», а делами там заправляли братья Палей. Это вам подтвердит кто угодно из мастеров. Так что все вопросы — к ним. А относительно остальных, как вы говорите, эпизодов — смерти Абалкина и гибели его жены — я вообще не имею ни малейшего понятия, кто это сделал!

— Ну хоть что-то вы признаете! — обрадовалась Молодцова. — Надеюсь, ваше признание — только начало!

— Это конец, — печально произнес я. — Потому что после такого признания, наверное, мне уже не жить…

— Да, молодой человек, — заметила Т.Г. — Судя по анкетным данным, я на целых десять лет вас старше, но за пятнадцать лет работы в органах я еще не встречала человека, который бы столько натворил и избежал бы наказания, не избежите его и вы.

— На десять лет? — деланно удивился я и из последних сил выжал из себя неуклюжий комплимент: — А я думал, вы меня намного младше. И во много раз умнее… Но, кажется, я ошибся…

Меня повезли на следственный эксперимент в клуб «Monkeys». Им хотелось, чтобы я изобразил на местности, где стоял автомобиль, откуда я шел, как прикреплял взрывное устройство к днищу, сколько времени все это заняло, и заодно понаблюдать, как мой демарш смотрелся на мониторах клуба.

На место меня доставили в милицейском «газике». Надежды на относительную свободу перемещения во время эксперимента не оправдались — моя левая рука была пристегнута наручниками к запястью молодого сержанта с роскошными пшеничными усами, которым бы позавидовал сам Буденный.