Нэнси Гэри - Слишком много подозреваемых

– А это ты откуда знаешь?

– Что-то, мне кажется, было в местной газете. Сразу после оглушительной новости, что смерть Клио – это убийство… Накладывай себе салат. Не жди, что мать будет ухаживать за тобой, как за маленькой.

Аурелия уселась за стол, аккуратно положила себе салфетку на колени и принялась за еду.

– Да, это правда. Мой коллега Перри Когсуэлл отвечает за расследование. Я, возможно, и согласна с таким решением Малкольма, но уж очень трудно совсем стоять в стороне.

– Уже есть подозреваемые?

– Куча людей имели причины недолюбливать Клио, но это еще не ставит их в положение убийц. Медицинские анализы могут что-то прояснить, появляются еще некоторые улики, но пока они не указывают ни на кого конкретно.

– А какого рода улики? – поинтересовалась Аурелия.

– Найдено несколько волосков… На месте преступления. Но куда это ведет – судить еще рано.

– Но если что-то откроется, ты будешь это знать?

– Не уверена. Я ведь официально не участвую в расследовании.

– Да, – посочувствовала Аурелия дочери. – Твоему положению не позавидуешь. Хуже всего, когда тебя держат на коротком поводке.

Ужин они завершили в молчании. Под конец Аурелия спросила:

– А что будет, если убийцу не поймают?

– Через какой-то период времени дело закроют и сдадут в архив. Тогда останется лишь одна слабая надежда, что объявится какой-то свидетель – черт знает откуда, – который прямо укажет на убийцу или предоставит неопровержимые улики.

– И такое случается?

– Редко, но бывает. Могут пройти годы, пока вдруг кого-то не арестуют за потребление наркотиков или бродяжничество, а он вдруг вспомнит, что просто ради шутки всыпал в стакан какой-то богатой дамочки случайно найденный порошок в праздничный день в элитном клубе. – Фрэнсис окончила тираду и откинулась на спинку стула. – Думаю, что это преступление никогда не будет раскрыто.

– Может, вам стоит съездить на Уолл-стрит и порасспросить местных маклеров? Когда замешаны большие деньги, то по корешкам можно определить, откуда появились такие цветочки. Я шучу, конечно. И, наверное, слишком цинична, на твой взгляд. Но у меня нет причин сожалеть о Клио.

– У меня тоже. Но мне жаль отца.

– Да, я знаю, тебе нелегко. – Аурелия протянула через стол руку и погладила запястье дочери.

– Я видела, как ты о чем-то говорила с Малкольмом.

– Ты знаешь, Фанни, он очень мил.

– Чем же он так тебе понравился? Он прожженный циничный политик. Даже на смерти Клио он зарабатывает себе дивиденды.

Аурелия убрала руку, взяла стакан, пригубила вино.

– Ты не очень-то довольна своей работой? – спросила она. – И не нашла до сих пор – ни там, нигде – своего счастья?

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю. Аурелия нахмурилась:

– Разве это возможно, что моя дочь – образованная и умная, не понимает, какой смысл вкладывается в слово «счастье»? Я задала тебе прямой вопрос: удовлетворяет ли тебя твоя работа и счастлива ли ты?

Фрэнсис не была расположена отвечать искренне и подробно. Слишком многое пришлось бы ей выложить матери, как на исповеди, рассказать о болезненных ранах, нанесенных ей, – таких, например, как проигранное дело об ограблении супругов-пенсионеров. Чего добивается от нее мать? Правды, понимания, близости, давно растаявшей, превратившейся лишь в привычный ритуал.

Аурелия на протяжении долгих лет подчиняла все свои поступки одному лишь поиску «счастья» – словно волшебной синей птице. Над ней частенько издевалась Клио, когда Фрэнсис и Блэр проводили летние каникулы в Саутгемптоне. Живопись Аурелии, ее странствия казались девочкам неподходящими занятиями для взрослой женщины, бездумным порханием по жизни.

Блэр, с ее способностью всем угодить, ласкалась к матери и прощала ей эгоизм, и сумасбродные выходки, и пренебрежение к дочерям, а вот Фрэнсис постепенно отчуждалась и рвала одну за другой нити, связывающие ее с женщиной, родившей ее и, вероятно, сохранившей материнскую любовь к своей суровой дочери.

– Вечер такого печального дня не очень подходит для беседы о смысле счастья, – ограничилась Фрэнсис вполне дипломатической уверткой. – Спасибо за вкусный ужин.

Осталось ощущение, что какие-то нужные слова она не сказала, а кое-что не захотела выслушивать. Их беседа оборвалась на середине.

Четверг, 9 июля

Слишком усталая, чтобы вести машину по темной дороге к дому, Фрэнсис поддалась увещеваниям матери заночевать у нее. Разве Фрэнсис не проделала этот путь в сорок пять миль между Ориент-Пойнт и Саутгемптоном дважды за сегодняшний день?

Аурелия сначала предложила дочери свою кровать, но Фрэнсис отказалась. Был найден компромисс. Аурелия постелила ей на кушетке, достала запасные подушки, приготовила горячую ванну. Фрэнсис почувствовала, что своим согласием остаться на ночь доставила матери удовольствие – хоть кому-то в этом мире. Напоминать Сэму, чтобы он покормил собак, не требовалось. Он сделает это и без ее звонка.

Проснувшись среди ночи, Фрэнсис долго ворочалась с боку на бок. Как давно она не спала в чужой комнате, в чужой кровати. Покрывало, которым ее заботливо накрыла мать поверх одеяла, сброшенное во сне, лежало на полу. Спина болела от непривычных пружин, нос заложило – обычная летняя аллергия плюс незнакомые растения.

Из кухни донеслись звуки какой-то возни. Потом Аурелия заглянула в гостиную.

– Я готовлю пирожки с вишней. Как спалось?

Непривычная домашняя атмосфера странно подействовала на Фрэнсис. Ей сразу же захотелось сесть в машину и умчаться или к своим собакам, или скорее даже на работу, к телефону, к бумагам. Но через пару минут она пришла в себя, расслабилась и оценила то благодеяние, какое подарило ей это утро.

По пути в ванную она заметила на столике в тесной передней «Голубую книгу» – особый телефонный справочник тех обитателей Саутгемптона и его окрестностей, кто как-то отметился в общественной жизни и взносами в благотворительность. У нее мелькнула азартная и, наверно, нелепая мысль, что имя убийцы значится в этом справочнике. Она на ходу схватила книгу и сунула на всякий случай в рюкзак, оставленный ею вчера на полу в передней.

Позавтракав, обе женщины – мать и дочь – вышли в садик насладиться утренней прохладой и безоблачным синим сводом небес над головой.

Фрэнсис решила не предупреждать звонком Беверли Уинтерс. До ее дома было всего пять минут езды. За эти минуты она сможет обдумать, как начать разговор, и на ее стороне будет эффект внезапности.

В особняке стиля Тюдор, который пока сохранила за собой обнищавшая Беверли, все ставни были плотно закрыты. Стоя у крыльца, Фрэнсис могла разглядеть тот злополучный бассейн, куда в роковую ночь нырнул прямо в инвалидном кресле супруг Беверли. Хоть призрак утопленника и не возник над спокойной гладью бассейна, Фрэнсис все равно пробрала дрожь.