Джастин Скотт - Женщина без мужчины

— Нет… Но он уважал старые обычаи.

Репортеры сопровождали ее на всем пути до дома. Их квартира располагалась с западной стороны Центрального парка. Уоллес занимал ее с начала пятидесятых годов. Когда они поженились, то начали мечтать о приобретении собственного дома где-нибудь на новом месте, но дела в «Котильоне» отнимали столько времени, что им было не до этого.

— Тут их целая стая, этих газетных шакалов, — заметила Джоан. — Я вызвала Кенни, но его еще держат копы.

Кенни Уилсон возглавлял службу безопасности «Котильона», но в данный момент он ничем не мог помочь Натали.

Свора фотографов и тележурналистов ринулась к остановившейся у подъезда машине. Они прилипли к окнам, влезли на капот, кто-то барабанил по крыше. Водитель растерялся от этого напора.

— Кто убийца?! Вы ее знали?!

За стеклами мелькали разинутые в крике рты. Натали смотрела на них ненавидящими глазами.

Помощь подоспела неожиданно. Старый привратник-пуэрториканец появился из служебного входа со шлангом, из которого он обычно мыл тротуар перед домом, и, торжественно подняв его над головой, начал поливать взбесившихся репортеров.

— Смывай их к черту, стервятников! — возбужденно кричала Джоан.

Старик был решителен в своих действиях. Натали вспомнила, что когда-то Уоллес помог его детям получить гражданство и устроиться на работу в Штатах и пуэрториканец обожал его. Спасибо Уоллесу! Память о его добрых делах сейчас помогла Натали. Джоан, буквально закрывая ее своим телом, провела Натали к спасительной двери. Наконец они оказались в вестибюле.

— Мне побыть с тобой? — спросила Джоан.

— Нет. Езжай к себе и хоть ненадолго усни. С утра у тебя будет по горло дел. Ты же знаешь: все теперь свалится на тебя.

Джоан попыталась обнять ее, но Натали легонько отстранилась и вошла в лифт.

Оставшись одна в большой пустой квартире, она вдруг ощутила, что не в состоянии ни лечь в постель, ни даже сесть в кресло. Она расхаживала по комнатам и как будто вновь отвечала на бесчисленные вопросы полицейских. Сможет ли она когда-нибудь забыться сном и, встав утром, заняться обычными делами? Ей казалось, что этого уже никогда не будет.

Она чувствовала, что все тело отказывается служить ей, не было сил раздеться. Она скинула туфли и заставила себя прилечь на кровать. Ее рука наткнулась на что-то твердое и большое по размеру. Включив свет, она достала коробку, обернутую фольгой и перевязанную ленточкой. Значит, полицейский говорил правду. Уоллес заезжал домой по пути из аэропорта на яхту. Она осторожно развернула коробку. Этот предмет был связан с последним днем жизни Уоллеса.

Она нашла в коробке конверт с двумя билетами Аэрофлота, туристской карточкой на заказанные в ленинградской «Астории» и московском «Национале» номера-люкс и билетами на поезд «Красная стрела».

«Моей Наташе с любовью. Пусть нам будет тепло там, в таинственной России, этой зимой». У Натали перехватило дыхание. Он любил сюрпризы и ничего не сказал ей об этом вечером. Он хотел осуществить мечту Натали — повидать страну своего детства. И вот теперь этот неожиданный подарок доставил ей не радость, а причинил нестерпимую боль.

Когда он писал эти строки, его рука, видимо, дрогнула… Первая буква следующей фразы получилась какой-то неуверенной… Она прочла:

«Может быть, мы сотворим себе ребенка в прекрасном городе, где когда-то правили русские цари!»

Она изумилась. Что-то было не так! Что могло повлиять на ход его мыслей? До безумия любящий детей, он отказывался завести своего ребенка, утверждая, что он уже стар для того, чтобы стать отцом.

Как будто кто-то другой вписал за него эту фразу. Но почерк был, несомненно, его и постскриптум был совершенно в его стиле.

«Будь смелой, детка, и надень это на встречу с подружками твоей юности. Пусть их ужалит оса зависти»… Если бы он был сейчас жив и находился здесь, в спальне, она бы вскричала: «Боже, Уоллес! Зачем ты это сделал?»

Она вскрыла пакет, который вместе с конвертом лежал в коробке с фирменным знаком Лео Моргулиса — лучшего меховщика в Штатах.

Даже в таком состоянии, в котором она сейчас находилась, Натали воскликнула: «О боже! Он сошел с ума!» В тусклом свете ночника над кроватью мех искрился, как бриллиантовый водопад. Русский таежный мех. Шкурки девственной сверкающей белизны с безупречным вкусом и мастерством чередовались с полосами более темного меха, цвета палой осенней листвы, подернутой первыми морозами. Мех для жакета был подобран экспертом высшего класса, без сомнения, самим Уоллесом, и пошит искусным скорняком. Она вспомнила своих подружек по Лиге юных дарований, как они называли себя, девушек, пытающихся сделать карьеру и регулярно собирающихся в кафе «У Нелл» для обмена деловой информацией и просто женской болтовни. Там ее не узнали бы в этих мехах и приняли бы за жену свихнувшегося от богатства саудовского хозяина нефтяных месторождений. В этом подарке был весь Уоллес с его страстью доводить все до совершенства. Это был символ их любви и счастливого брака. Теперь наступил конец всему. Без него она никогда не осмелится показаться на людях в этом жакете.

Она надеялась, что слезами сможет как-то облегчить ту боль, которая волнами подступала к сердцу, что чем-то заполнится страшная пустота, образовавшаяся в ее душе. Но слезы почему-то все не приходили. Дрожа от озноба, она свернулась калачиком на широкой постели и укрылась мехом.

События вновь и вновь, как кинокадры одного и того же фильма, возникали перед ее мысленным взором. Яхта «Колдунья» в лучах осеннего солнца, лица гостей, словесная перепалка с Лео Моргулисом, показ мод, их любовная сцена в каюте, черная перчатка и револьвер в ней, падающий ей на руки Уоллес и полиция… полиция.

«Вы сказали, он никогда никого не обманывал. Ни в Нью-Йорке, ни в Лондоне, ни в России. А вас он не обманывал? Лично вас, Натали Невски?»

Уже ближе к рассвету ее вдруг охватил гнев. На весь мир и на саму себя. Она стремительно вскочила с кровати, сбросила всю одежду, вбежала в ванную и встала под горячий душ. Она долго грела свою кожу под обжигающими струями.

Первые лучи солнца застали ее у окна смотрящей на просыпающийся парк. На ее плечи был наброшен меховой жакет — подарок мужа.

— Кто я теперь? — спросила она. Не у себя, она спросила это у Уоллеса, который уже ничего не мог ей ответить.

И только теперь Натали разрыдалась.

2

С утра в день похорон она стояла возле гроба в часовне на Риверсайд-драйв. Церемония должна была начаться позже. Натали на какое-то время осталась в одиночестве. Боль от утраты чуть притупилась. К ней вернулась способность размышлять. Что связывало человека, которого она любила, и женщину, стрелявшую в него?