Айриш-бой для сицилийца - Джеки Бонати
– Булавку на галстук? – растерялся Том, следуя за ней, пока та чуть ли не бежала в гримерку, где у нее была настоящая сокровищница, как пещера горного короля.
– Конечно, чтобы образ был законченный, – ворковала Китти.
Усадив его на стул с плюшевой накидкой, она порылась в своих шкатулках и выложила перед Томом несколько булавок, совершенно точно украшенных драгоценными камнями.
– Какая нравится?
Том посмотрел на Китти, потом на булавки и не удержался от вопроса.
– Почему тебе дарят мужские булавки?..
– Это… как это называется? Трофеи! – она щелкнула пальчиками. – Я оставляю себе на память булавки для галстука тех мужчин, с которыми встречалась.
Том удивленно открыл рот, но решил, что это не его дело. Так что он посмотрел в сторону, как ему показалось, наименее дорогих булавок.
– Можно эту, – сказал он, выбрав серебристую, с тонкой насечкой и всего одним небольшим камешком.
– Мм, прекрасный вкус, – промурлыкала Китти и ловкими пальчиками закрепила булавку на его галстуке. – Платина и изумруд. С твоим цветом волос смотрится волшебно.
Том тут же поперхнулся и попытался отцепить булавку.
– Ничего попроще нет? – спросил он, понимая, сколько такая стоит.
– Зачем проще? Тебе эта не нравится? – Китти искренне расстроилась. – Она тебе так подошла… но ты можешь выбрать любую, – она сделала приглашающий жест.
– Китти, – Фергюс – их постановщик заглянул в гримерку, – репетиция через пять минут.
– Просто она очень дорогая, вдруг я ее потеряю? – ответил Том, покраснев ушами. – Моей зарплаты точно не хватит.
– Я же не продаю ее тебе, – Китти беззаботно пожала плечиками, подхватив пушистое боа для выхода на сцену. – Видишь, сколько их у меня? Потеряешь эту, я подарю тебе новую.
Том понял, что спорить бесполезно, и кивнул, а потом поцеловал Китти руку в благодарность.
– Спасибо тебе, – сказал он, а та кокетливо хихикнула и ушла репетировать свой номер.
Том вернулся в бар, где со старшим барменом протирал бокалы, чтобы те сверкали вечером. Китти пела на пустой пока сцене, не забывая про танцевальные движения, а когда закончили с ней, на сцену позвали Тома. Его наставница одобрительно кивнула, оглядев его смокинг, поправила его осанку, шлепнув сначала между лопаток, а потом и по заднице, и отошла.
– Я хочу, чтобы тебя и без микрофона было слышно в каждом углу клуба, – заявила она, зная, что Том никак не может справиться с зажимом, чтобы начать петь свободно, в полный голос.
И сейчас проблема снова проявилась, хотя зал был практически пустой. Милость Миранды тут же сменилась гневом, стоило Томасу запеть.
– Это что за невнятное блеянье? – рявкнула она, прослушав пару строчек куплета. – Мне тебя что, с закрытыми глазами на сцену выпускать?
Звучно выругавшись, Миранда щелкнула пальцами бармену и тот налил в стаканчик немного бурбона.
– Залпом, – скомандовала она, протянув бурбон Тому. Тот не стал спорить и опрокинул его в себя, тут же закашлявшись от крепости. – Успокоит твои нервы.
Бурбон обжег горло и горячей волной прокатился по пищеводу в желудок. У Томаса слезы выступили на глазах, но спустя пару минут, когда ладони ощутимо потеплели, зал перестал казаться таким пугающим.
– Еще раз! – потребовала Миранда.
Все же ее педагогический опыт и подход трудно было обесценить. Через полчаса Том обнаружил, что вполне способен петь в полный голос, не срываясь с нот и распределяя дыхание. Когда он закончил, то увидел, что рядом с Мирандой стоит Энди, внимательно глядя на него.
– И его подпоила? – спросил он, зная, что в свое время это сработало с Китти.
– А куда деваться, если без выпивки он шепчет, как будто слух у призывника проверяет, – Миранда совершенно не считала свои методы неправильными, особенно в свете того, что работали они безотказно. – К слову, ему потребовалось меньше, чем Китти.
– Делай, что нужно, – одобрительно кивнул Энди. Он был уверен, что у Тома хватит мозгов, чтобы не злоупотреблять. А если не хватит… то одна профилактическая беседа ему будет обеспечена. Второй ему не захочется.
Томасу, который продолжал исполнять выученные песни, об этом разговоре было неведомо. Хотя он, конечно, видел Энди и в какой-то момент понял, что поёт словно только ему, не сводя взгляд с итальянца.
4.
Энди немного послушал и ушел в свой кабинет – его дела песнями было не решить. И вернулся в зал он уже только поздно вечером, когда тот был полон гостей, а Томас вернулся в бар, помогая с напитками и получая неплохие чаевые за свое невинное смазливое личико. Энди всегда знал, какие его вложения окупятся.
– Можешь невинно флиртовать, – улучив момент, когда Томас был относительно свободен, посоветовал Энди.
Он знал, что местные дамы, да и мужчины любят такое обхождение.
– Флиртовать? – переспросил Том, уверенный, что ослышался. – Зачем еще?
– Затем, что так заказывают больше и чаевые дают лучше, – закатил глаза Энди. – И то, и другое приносит нам прибыль.
– И… что я должен делать? – растерялся Том. – Я же не Китти, чтобы ресницами хлопать.
– Улыбаться, невзначай касаться рук клиентов, – стал со вздохом объяснять Энди, устав поражаться наивности и невинности этой ирландской фиалки. – Можешь подмигнуть в ответ на шутку, независимо от того, удачная она или нет.
Том понимал, что Энди серьезно. Он закусил губу в задумчивости, но кивнул.
– Я постараюсь, – пообещал он, пока не зная, как будет это проворачивать, насколько хватит его характера на это.
– Постарайся, – хмыкнул Энди и кивнул на бутылки. – И плесни мне бренди. Или принеси сам, как будешь на перерыве.
Том потянулся за бутылкой и стаканом, но Энди отвлекли и он, щелкнув пальцами, показал в направлении своего кабинета. Том дождался, когда заказов будет чуть поменьше и налил ему бренди на два пальца, как тот и просил. Он уже запомнил, что тот пьет его чистым, без льда и прочего. И еще никогда Том не видел его пьяным.
– Я отнесу бренди, – сказал он старшему бармену и взял небольшой поднос и бокал, лавируя с ними между гостями клуба.
Неожиданным преимуществом для освоения этого навыка оказалась жизнь среди овец. Конечно, по большей части за выпас отвечали пастушьи собаки, а вот во время стрижки требовалась ловкость, чтобы не наступить на овец, которые крутились под ногами, сплошным потоком направляемые к стригалям.
Сейчас было что-то схожее, когда Томас уклонялся от столиков и танцующих.
– Энди? – подойдя к кабинету, он постучал, прежде чем открыть дверь.
Тот ответил что-то на итальянском, а потом повторил по-английски "Войдите", и к своему