Энн Стюарт - Чужие грехи

— Ты просто болен, Мартин. — Энни почувствовала, что силы оставляют ее, и опустилась на стул.

— О, до каких банальностей ты уже докатилась! — презрительно процедил Мартин. — На мой взгляд, я достоин уважения, Энни. Не всякий бывший муж с таким спокойствием воспримет попытку бывшей благоверной изувечить его. Но я великодушен, Энни. Я понимаю, что скорбь по Джеймсу помутила твой разум. Он был отпетым мерзавцем, однако ты ухитрилась пробудить в нем что-то человеческое. Да и он, надо сказать, вдохновил тебя на невероятные подвиги. Словом, ваши отношения заслуживают отдельной главы в учебнике психологии.

— Ты, наверное, считаешь себя хорошим психологом? — спросила Энни.

— Нет, моя милая. Я считаю себя художником-мартирологом. Маэстро смерти! Не такого уровня, как Джеймс, конечно, но теперь, когда он мертв, со мной мало кто сравнится. Король умер, да здравствует король!

Внезапно Мартин поднял руку, и Энни вздрогнула, ожидая почувствовать боль, но он лишь помог ей подняться.

— Давай покончим с этим поскорее, — промолвил Мартин. — Если только ты не передумала и не хочешь возобновить наши супружеские отношения.

Энни неожиданно расхохоталась и сама испугалась своего сатанинского смеха.

— Я скорее умру, чем соглашусь переспать с тобой!

Мартин пожал плечами:

— Что ж, Энни, пусть будет по-твоему.

Энни почувствовала себя побежденной. Защищаться ей было нечем. Она была сломлена и морально, и физически. Она позволила Мартину взять ее за руку и покорно поплелась за ним к темной лестнице.

«Теперь это уже все равно, — твердила она себе. — Я уже мертва. Я умерла в ту минуту, когда перестало биться сердце Джеймса. А то, что замыслил Мартин, — не более чем пустая формальность».

Спустившись, Мартин провел ее через кухню — ту самую кухню, в которой она когда-то тщетно пыталась запечь индейку ко Дню благодарения. Энни показалось даже, что и сейчас Джеймс смотрит на нее из темноты… Она с трудом подавила новый приступ истерического смеха.

— Что тебя так забавляет, Энни? — полюбопытствовал Мартин, когда они уже вышли во двор и направлялись к узкой лестнице, ведущей на веранду второго этажа. Свежий осенний ветер, растрепавший кроны деревьев вокруг дома, взъерошил волосы Энни, отбросил их с лица. Осень всегда была ее любимой порой.

— Я подумала, что Джеймс сейчас, может быть, наблюдает за мной. Как мой ангел-хранитель… А потом сообразила, что ангельского в нем не так уж много.

— Между прочим, — признался Мартин, — в глубине души я тебя к нему даже слегка ревную, и это меня тревожит.

Энни остановилась у подножия лестницы. В том самом месте, где нашла своего отца мертвым и окоченевшим. И ведь именно Джеймс оставил его в этой позе! Оставил, зная, что труп найдет Энни…

— Ты просто ребенок, Мартин, — сказала она. — Но ты не умеешь играть с другими детьми, потому что не привык делиться игрушками.

— Ты права, — кивнул он. — Пойдем наверх.

Они начали подниматься по узким крутым ступенькам. Верхняя площадка, обнесенная ажурной решеткой, была погружена в кромешный мрак, и на мгновение Энни представила себе Джеймса, затаившегося в углу. Так он, наверное, поджидал ее отца. И так мог бы поджидать сейчас ее.

— Интересно, каким образом Джеймс заманил папу сюда? — спросила она вдруг, сама не зная почему. Даже всерьез не рассчитывая услышать ответ.

— Уин сам так решил.

Энни остановилась и резко повернулась к нему.

— Откуда ты знаешь?

— Я ведь присутствовал при этом, моя милая. Наблюдал за ними, дабы удостовериться, что в последний момент Джеймс не спасует. Уж очень он любил старика. А я поставил на карту так много, что не мог рисковать. Слишком больших усилий стоило мне сфабриковать улики против твоего папаши.

— Так это ты его предал? Ты обрек его на смерть?

— Не совсем. Я просто упростил задачу для тех, в чьей власти было приговорить его.

— Это и есть предательство!

— Что такое предательство, Энни? — презрительно скривил губы Мартин. — Не более чем самое обычное слово. Одно из многих тысяч. Кроме того, даже ты должна согласиться, что он заслуживал смерти.

— Почему ты не сам убил его?

— Уин хотел, чтобы это сделал Джеймс. Вообще это удивительно трогательная история. И забавная — ведь ни один из них даже не подозревал, что я слежу за ними из темноты. Они насладились изысканным ужином с коньяком, а потом отправились на прогулку. И уже здесь, на верхней площадке, Уин сам попросил Джеймса сломать ему шею.

— Не надейся услышать аналогичную просьбу из уст дочери Уина! — процедила Энни.

— Я на это и не рассчитываю, Энни. Напротив, я надеюсь, что ты окажешь мне яростное сопротивление.

Еще какая-то дюжина ступенек — и они достигнут площадки верхнего этажа. Энни вперила взгляд в темноту, и ей даже показалось, что она видит высокую тень, затаившуюся в углу. Готовую нанести смертельный удар…

Энни посмотрела на Мартина. Странно, но ни ненависти, ни страха она не ощущала — даже сейчас, когда ей в ребра ткнулось дуло пистолета. Энни прекрасно понимала, что всякое сопротивление бесполезно. Что она могла сделать? Разве что попытаться увлечь его за собой. В ад…

— Я хочу кое о чем попросить тебя на прощание, — сказал Мартин. — Может, сделаешь мне тоже минет напоследок? В память о наших былых отношениях…

— Я охотнее возьму в рот скорпиона! Дуло вонзилось ей в бок сильнее.

— А ведь я могу тебя заставить, — прошипел Мартин.

— А ты не боишься?

Мартин вздохнул:

— Да, к сожалению, ты права. Мне бы не хотелось лишиться столь ценного органа. Между прочим, я тебе никогда не говорил, почему ты меня всегда так раздражала? Ты слишком часто оказывалась права!

Они уже достигли верхней площадки. Мартин даже не удосужился осмотреться по сторонам. А вот Энни пристально вгляделась в темноту — и с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть.

— Твой выход, дорогая, — усмехнулся Мартин. — Ну как, ты готова нырнуть вниз головой?

— Отойди от нее, Мартин! — внезапно раздался негромкий голос.

Джеймс выдвинулся из темноты — высоченный, окровавленный; жажда мщения горела в его глазах. Сейчас он был похож на хромоногого дьявола. У Мартина от ужаса отвалилась челюсть. На мгновение он оцепенел, и Энни хватило этого мгновения, чтобы изо всей силы толкнуть его в грудь.

Старые перила с громким треском надломились; Мартин, испустив дикий вопль, камнем полетел вниз и раскроил череп о бетонный выступ. Тело его судорожно дернулось раз-другой и затихло.

Густая и темная лужица крови в лунном свете казалась совсем черной.

Однако Энни смотрела вниз совсем недолго.

— Ты не умер, — прошептала она, подняв глаза на Джеймса.