Татьяна Корсакова - Третий ключ

– Это что еще такое? – Степаныч снова надел очки.

– Это дневник графа Полонского... – Аглая подняла растерянный взгляд на Михаила.

– А клад? Злато-серебро? – Люся выхватила из рук Аглаи дневник, зачем-то его потрясла и разочарованно отшвырнула прочь.

– Нет злата-серебра, – Степаныч бережно поднял дневник с земли, смахнул с него соринки. – Обманула, окаянная, всю жизнь загубила... – Он говорил, и губы его дрожали от обиды. Руки тоже дрожали с такой силой, что дневник снова едва не упал.

– Василий Степанович, – Аглая бросилась было к нему, но Михаил поймал ее за руку, притянул к себе, спросил как можно спокойнее:

– Кто вас обманул, Василий Степанович? – От недоброго предчувствия, от осознания того, что он, психиатр с мировым именем, не рассмотрел в этом добродушном старике сумасшедшего, сделалось больно. – Степаныч, это вы их убивали? – Он говорил, а сам осторожно оттирал Люсю и Аглаю в сторону, подальше от завхоза.

– Миша, что ты такое говоришь? – Аглая вцепилась в его руку, не желала двигаться с места, пришлось ее оттолкнуть, сейчас не до церемоний. Зато Сандро все понял правильно, неуловимо быстрым движением подобрал с земли лом.

– Я не хотел, – Степаныч замотал головой с такой силой, что очки слетели на землю. – Я не был монстром, я всего лишь любил историю...

...Записку, написанную аккуратным, каллиграфическим почерком, Василий Степанович нашел в бумагах, которые передал в дар музею Александр Полонский. Сложенный вчетверо листок лежал в записной книжке старой графини, но вот почерк с почерком графини не совпадал. Поначалу написанное на хрустком, пожелтевшем от времени листке показалось Василию Степановичу любопытной шарадой, частью какой-то головоломки, и только потом, всматриваясь в буквы и цифры, читая между строк, он начал понимать, чем именно может оказаться эта шарада.

Предположения подтвердились в краевом архиве, почерк на записке совпадал с почерком на деловых бумагах графа Ивана Александровича Полонского. Целый год Василий Степанович по крупицам собирал информацию, пересматривал каждый листочек, каждую писулечку в архиве и краевом музее, списывался с Александром Полонским и предводителем районного дворянского собрания. Еще год ушел на систематизацию и анализ полученных материалов. И только после этого Василий Степанович смог с уверенностью сказать, что граф Полонский не вывез свои немалые богатства за границу, а спрятал их где-то в доме или, возможно, в парке, а ориентиром для поисков должны служить некие кинетические статуи, исчезнувшие в восемнадцатом году.

Жизнь, до этого унылая и скучная, наполнилась смыслом, заиграла красками. Он непременно должен найти спрятанный клад! Пусть без остальной части головоломки и без пропавших статуй это будет затруднительно, он никуда не торопится, время на его стороне.

День за днем, ночь за ночью, неспешно, кирпичик за кирпичиком, дощечку за дощечкой Василий Степанович изучал дом. И изыскания эти дали свои плоды: под завалом в подвале он обнаружил Спящую даму. Самый первый и весьма существенный шаг к мечте был сделан. Оставалось найти Ангелов скорби, и, возможно, он сможет разгадать головоломку самостоятельно. Он умный и пытливый, а еще он умеет ждать.

В момент, когда мечта, казалось, начала обретать плоть, в поместье нагрянули чужаки. Стройотрядовцы – молодежь бестолковая и суетливая, не в меру энергичная, готовая искать невесть что. Дуракам везет... И этим заезжим гастролерам могло повезти, а он никак не мог допустить, не мог даже предположить, что клад найдет кто-то другой.

Он не хотел никого убивать, припугнуть – да, но не убивать! Карнавальный костюм и черная маска – только и всего... Напугать, навести морок, прогнать из поместья...

Та девчушка так громко кричала... Остальные могли услышать, остальные были слишком близко, а он не имел права рисковать. Она стала красивой после смерти, похожей на маленькую русалку, а он дал себе зарок, что никогда больше ни за что не причинит никому боль.

Во всем была виновата Наденька! Обаятельная, чудесная Наденька, она не желала уезжать, она продолжала раскопки и не оставила Василию Степановичу выбора. Дашу он перехватил по дороге в Антоновку, набросил на голову мешок, сжал сильно-сильно, пока гибкое девичье тело не обмякло. Она была плохой, эта девочка, капризной, ленивой и глупой. Из нее все равно не получилось бы ничего путного, так зачем же жалеть?..

Глухой ночью, укладывая мертвое девичье тело к ногам Спящей дамы, Василий Степанович действовал уже продуманно и осторожно. Дичайшие рассказы Григория Пугачева об оживающей статуе и не менее дичайшие исторические факты подсказали ему идеальный план. Девочку окунуть в пруд, платье Дамы облить водой, ноги припорошить песком. Это непременно должно подействовать.

Не подействовало. Наденька, женщина, которую Василий Степанович почти полюбил, опять все испортила. Он плакал, когда топил ее в пруду, искренне горевал о своем так и не случившемся мужском счастье, но по-другому никак. Он уже шел к дому, когда увидел Григория. Тот стоял за липой, грозил пальцем. Неужто видел? Неужели придется снова брать грех на душу? Догнать стервеца не вышло. Ну и не беда, кто поверит россказням сумасшедшего, который к тому же наипервейший кандидат в душегубы! Душегуб – слово-то какое мерзкое. Нет, он не душегуб, он не убивает без надобности.

Подтверждение своей нормальности Василий Степанович находил в страшных душевных терзаниях, а еще в бессоннице. Ночь стала для него хуже самого страшного ката, ночью к нему приходила Наденька, присаживалась на порог, смотрела с укором. Потому он и старался уйти в парк еще по свету, в парке ему было спокойнее.

А статуя снова исчезла. Как ни пытал Василий Степанович председателя, тот не признался, сказал лишь, что отвез «бесовскую железку» в переплавку. Вот и вернулся он к тому, с чего начал, к записке-шараде да невыносимому естествоиспытательскому зуду.

Аглаю Василий Степанович заприметил в одно из своих ночных бдений. Сначала грешным делом подумал, что она не человек, а призрак, и, только вглядевшись, понял, кто это плывет в тумане прямиком к пруду. Аглая ему нравилась. Славная девочка, умненькая, рассудительная. Что ж такая делает в парке посреди ночи?

Когда Аглая камнем ушла на дно, Василий Степанович на секунду растерялся, а потом кинулся было спасать. Ведь не душегуб же он, ей-богу! Может, и спас бы, да только на шее холодной змеей захлестнулась удавка, и стылые звезды сначала сделались нестерпимо яркими, а потом закружились в сумасшедшем хороводе. Стамеску, любимый свой столярный инструмент, Василий Степанович нащупал, уже едва не теряя сознание, извернулся, в удар вложил все свои силы. И попал. Григорий окровавленными руками сжимал рукоять стамески, пытался вырвать ее из груди. Бедный мальчик, еще одна жертва злого рока...