Татьяна Устинова - Хроника гнусных времен

— Тебе бы домой. — Гриша тоже поднялся с бетонной ступеньки. Он был одного роста с Кириллом, но примерно раза в два шире. — Там небось переполох.

Переполох. Да, очень возможно. Как это он не подумал?

— Когда он придет в себя?

— Я не знаю, — сказал врач раздраженно, — может, завтра. Может, послезавтра. Если у вас есть деньги, значит, аппарат можно из города привезти. А если нет, придется очереди ждать и тогда уже больного в город тащить. Не знаю я, когда он в себя придет!

— Какой аппарат?

— Какой! Компьютер для томографии мозга. Такой аппарат. Обыкновенный.

— Деньги есть, — сказал Кирилл, — а когда он нужен, этот аппарат?

— Чем раньше, тем лучше. Завтра привезете — хорошо. Вы тогда спросите у дежурного врача, и он вам все объяснит.

— А вы не можете объяснить? — Кириллу было страшно, что завтрашний врач ничего не поймет и ничем Сергею не поможет.

— А у меня дежурство заканчивается. Да не волнуйтесь вы! Все нормально. Привезете компьютер, посмотрим, что там у него. И зачем его среди ночи в воду понесло? Вроде трезвый, а в легких воды полно! Головой, что ли, стукнулся?

— Не знаю. — Кириллу хотелось курить, и он выудил из кармана совершенно мокрую и мятую пачку. Посмотрел на нее и швырнул в кусты.

— Поехали, — предложил Гриша, — по пути все обсудим.

Кирилл не очень понял, что именно Гриша собирается обсуждать с ним по пути, но послушно пошел за ним к своей расхристанной машине.

— Про деньги-то не забудьте, — весело и негромко сказал врач с крыльца.

— Не забудем, — пообещал почему-то Гриша, в спину подталкивая Кирилла. Тот сел за руль и запустил двигатель.

— Сам-то доедешь? — спросил Гриша. Он неловко влез на переднее сиденье и с трудом устроил левую ногу.

— Доеду.

В молчании они выбрались с больничного дворика и выехали на пустую шоссейку. Кирилл включил отопитель и повернул на себя решетку. Ему было так холодно, что чуть-чуть дрожали руки, и свинцовый шар в голове разбух до размеров футбольного мяча.

— Тебе бы поспать, — сказал Гриша, сосредоточенно глядя на дорогу.

— Если б ты вчера не дал мне по башке, — сообщил Кирилл угрюмо, — мне было бы сейчас значительно лучше.

Гриша искоса взглянул на него.

— Я ж не знал, что это ты. — Он как будто извинялся. — Я смотрю — лезет кто-то…

— Ты — раз, и по башке.

Гриша опять взглянул на него и промолчал.

— Ты меня на уголочке высади, — попросил он некоторое время спустя, — я к заливу пойду, заберу Дика.

У съезда с шоссейки Кирилл притормозил, но Гриша почему-то из машины не вышел. Они сидели и молчали. Кирилл грел ледяные ладони над решеткой отопителя.

— Я пошел, — сказал наконец Гриша и не тронулся с места.

Кирилл молчал, грел руки.

— Что за дела у вас творятся?

Кирилл пожал плечами.

— Сам справишься или, может, подмогнуть чем?

Кирилл посмотрел на него. Он тоже был весь мокрый — до подмышек клетчатая рубаха была одного цвета, а выше другого, — но почему-то не трясся в ознобе. Короткие темные волосы наивно торчали надо лбом и на висках. У него были очень темные глаза, и пролезшая щетина делала его похожим на разбойника с большой дороги.

Кирилл машинально потер собственную щеку, колючую и холодную.

— Ты же видел, как я справляюсь, — наконец сказал Кирилл и поморщился, — ты из своих кустов никого не заметил?

— Не заметил. Если б заметил…

— Ну да, — пробормотал Кирилл, — конечно.

Двигатель негромко урчал, свет мощных фар упирался в стволы старых Лип, и небо было уже не черным, а сизым, предутренним.

— Вот что, — сказал Кирилл, — ты приходи под вечер. Часов… — он посмотрел на голое запястье, на котором, конечно, не было никаких часов, — в шесть. Может, я к тому времени разберусь хоть в чем-нибудь. А если нет, значит, все. Поезд ушел.

— Мне к вам нельзя, — ответил Гриша очень решительно, и стало понятно, что он ни за что не придет. — Я не могу.

Кирилл вдруг разозлился так, что даже перестал мерзнуть:

— Не можешь, тогда сиди со своей собакой! И дверь запереть не забудь. Все. Пока.

— Пока, — пробормотал Гриша, выбрался из машины и с трудом выволок левую ногу.

— Черт с тобой, — глядя в лобовое стекло на удаляющуюся спину, сказал Кирилл.

Он нажал на газ так, что из-под колес брызнули камушки, и вывернул руль. В зеркале он видел Гришину спину, которая некоторое время двигалась вдоль дороги, а потом пропала в кустах.

Он, видите ли, не может прийти! Ему нельзя!

Раз нельзя, значит, дальше пусть разбирается как знает. В любом случае это никак не касается Кирилла Костромина.

Его вообще не касается вся эта жуть, что творится вокруг!

Вдруг он как будто увидел обросший водорослями камень и тело, плавающее лицом вниз, и голубоватую ногу, попавшую под свет фонаря, и его чуть не вырвало.

Сергей должен был умереть в этой холодной и грязной воде. Он почти уже умер, когда Кирилл случайно увидел худую голую ногу, и еще неизвестно, жив ли его мозг.

Если нет, тогда все зря. Зря они с Гришей тащили его из воды, зря старался врач по имени Сергей Сергеевич. Тогда лучше бы он умер, захлебнулся грязной водой залива, потому что, когда умер мозг, телу жизнь не нужна!..

Кто ты такой, Кирилл Костромин, чтобы судить, нужна жизнь или не нужна? Кажется, совсем недавно ты убеждал себя в том, что тебя вообще ничего не касается. Ну как? Касается или нет?

Он затормозил у кованого железного забора, и первое, что увидел, были распахнутые гаражные ворота и Настя в освещенном проеме. Она была в пижаме и теплой куртке, нелепо торчащей над легкомысленными кружевными штанишками. За ее спиной по гаражу метался Дмитрий Павлович, а из калитки преувеличенно бодрым шагом выходила Нина Павловна.

Кирилл застонал и несколько раз с силой стукнулся виском о металлическую стойку двери.

— Черт бы вас всех побрал, — пробормотал он. Он двинул кулаком по клаксону. От резкого звука Настя дернулась, отпрыгнула, всматриваясь в его машину близорукими глазами — почему-то она была без очков. Нина Павловна всплеснула руками, и за ее спиной показалась еще Света в коротком халате. Дмитрий Павлович что-то закричал, Кирилл не слушал.

Он еще раз посигналил, прогоняя всех с дороги, и въехал в гараж. При мысли о том, что сейчас придется все объяснять, его снова чуть не вырвало.

— Кирилл, — запыхавшаяся Настя первая подбежала к машине, — Кирилл, что случилось?!

Медленно, держась за крышу, он выбрался наружу, и Настя, охнув, отступила на шаг. Он был весь в грязи, кое-где мокрой, кое-где подсохшей, а из одежды на нем были только джинсы, когда-то светло-голубого, а теперь неопределенного цвета.