Татьяна Устинова - Близкие люди

— Потому что именно она звонила мне после того, как Муркина… Муркин умер, и я с ней разговаривала, когда Степан подслушал.

— Ты ей заплатила? — спросил Степан резко.

— Да. Только я с ней не встречалась. Я просто перевела деньги, вот и все.

— Она еще объявится, Паша, — вмешался Чернов, — где это видано, чтобы шантажист успокаивался, получив только первую порцию?..

— Так, что дальше? Что происходило в ту ночь, когда убили Муркина? Ты должна была с ним встречаться?

Мопед все завывал, и Степану казалось, что его пытают.

— Да. — Саша посмотрела на него. Глаза у нее по-прежнему горели мрачным ведьминым огнем. — Я приехала в Сафоново, но решила в ворота не заезжать. Я была уверена, что меня там обязательно кто-нибудь увидит. Я решила пролезть в дырку. Там у нас, за крытым складом, очень удобная дырка… Я дошла до котлована и услышала удар, а потом, как он упал. Нет, ребята, ни шагов, ни разговоров, больше ничего… Я даже к котловану не подходила, так мне было страшно.

— Совсем ничего? — уточнил Степан. — Ты услышала удар, а потом звук падения и больше совсем ничего?

— Я видела машину, — сказала Саша, и Степан от неожиданности чуть не свалился с подоконника. Чернов весь напрягся, а Белов вдруг поднялся и взял ее за руку. — Я видела машину, которая уезжала в сторону шоссе.

— Ты ее разглядела? Ну хоть что-нибудь! Светлая, темная? Марка? Номера… хотя какие ночью номера! Наша или иномарка?

Саша пристально, не отрываясь, смотрела на Степана.

— Это была твоя машина, Степа. Я отлично ее разглядела.

— Как — моя? — спросил Степан растерянно. — Почему — моя? Ночью семнадцатого апреля в котловане в Сафоново ты видела мою машину?!

— Да, Степ, — твердо сказала Саша, — именно твою.

— Ну что за ерунда! — Сердясь, Чернов становился похожим на агента Малдера из сериала «Секретные материалы». — Как ты ночью могла определить, что это его машина?! У нас вечно один фонарь на всю стройку, да и тот с другой стороны забора!

— Дело не в заборе! Я точно видела, что это именно джип.

Джип ни с чем не перепутаешь, ни днем, ни ночью, а это был джип! И еще. У него не горел задний правый тормозной фонарь, а я только накануне выясняла, где поблизости можно поменять тойотовский фонарь, потому что ты сказал, что в «Тойота-центр» ни за что не поедешь! Вадим еще предлагал водителя послать, а ты говорил, что полдня без машины прожить никак не можешь!

В тесной комнатке воцарилась тишина, и еще отчетливей стало слышно, как из последних сил старается старенький мотор.

— Моя машина? — пробормотал Степан растерянно. — Задний правый фонарь у меня действительно не горел. И что это означает?

Он по очереди посмотрел на каждого.

— Да мало ли что, — Белов раздраженно пожал плечами, — ты думаешь, в Москве мало машин, у которых не горит задний правый тормозной фонарь?

— Это была не просто машина, — упрямо сказал Саша, — это была именно Степина машина. Я знаю.

Только в этот момент до Степана наконец дошло, что теперь «вся эта петрушка», как он презрительно выражался еще утром, касается его напрямую. Теперь он должен вылезти из кожи вон, но разобраться, что именно произошло в Сафоново в ночь с шестнадцатого на семнадцатое апреля. Если Саша уверена, что это была именно его машина, это означает…

А что, собственно, это означает?

Он никак не мог придумать, но так старался, что от усилий у него заболела голова.

Ну, началось! Теперь молоток пойдет стучать до самой ночи, пока раздолбанный в кровь висок не коснется прохладной подушки и боль не перетечет медленно из головы прямо в подушечью мякоть.

А во всем виноват этот звук за окнами!

И еще Саша с ее признаниями, апрель, сын, которому нет до отца никакого дела, усталость, вчерашнее похмелье и — капкан, стиснувший стальные зубы на истекающей живой кровью волчьей лапе…

Он даже застонал тихонько, так стало больно.

— Я не знаю, что это может значить, — сказал он хрипло и прикрыл глаза, — я только одно знаю точно — той ночью я на стройку не приезжал. Над всем остальным нужно как следует думать. Просто так у меня ничего не получается.

— Да что тут думать! — Белов по-прежнему был раздражен до крайности. Сегодняшние новости были непонятны, а потому пугающи. Он никак не мог решить, как именно следует к ним относиться. — Нечего думать! Если ты на стройку не ездил, значит, это была не твоя машина, только и всего.

— Я в такие дела не верю, Эдик. Совпадений не бывает.

— Да сколько угодно, Паша! Ничего себе неопровержимая улика — тормозной фонарь у машины!

— Пойди к капитану Никоненко, — предложил Чернов мрачно, — расскажи, что у тебя среди ночи начался лунатический припадок и ты в припадке замочил разнорабочего Муркина! Он тебя в психушку отволочет, и будет прав, между прочим!

— А я? — вдруг спросила Саша, о которой все забыли. — А меня куда? Тоже в психушку? Или к капитану Никоненко?

Они разом замолчали, а потом замы посмотрели друг на друга и как по команде перевели взгляд на Степана.

Все как всегда.

Именно он должен принять решение. Принять и объявить о нем, каким бы оно ни было. Потом это решение можно обсуждать, соглашаться с ним или не соглашаться, поносить Степана за тупоумие или еще за что-нибудь, но самое, самое главное — решение все равно уже будет принято, и принято кем-то другим.

Очень удобно.

Страдая от злой боли в виске и от всеобщего человеческого свинства, Степан слез с подоконника и хлопнул по кнопке электрического чайника.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я тебя прощаю и отпускаю тебе все грехи? Я не Господь Бог, и мое прощение тебе на фиг не нужно. Я рад, что это не ты пристукнула Муркина, — он холодно улыбнулся, — спасибо тебе за это. А все остальное… Мне трудно судить, Сашка. Я понятия не имею, каково это — жить с полоумным паралитиком и знать, что эта жизнь — навсегда, до конца. Я не знаю, как тебе помочь. Справляйся сама, как до сих пор справлялась.

— Ты… не сдашь меня в милицию? — уточнила она осторожно, и Степан разозлился.

— Саш, брось ты комедию ломать! Это не смешно, ей-богу! Я не могу сказать, что был несказанно рад все это услышать, но это не имеет никакого отношения к нашей жизни. Нам бы сегодняшнее дерьмо разгрести.

— И с шантажом мы разберемся, — поддержал Чернов, — поставим определитель, выясним, откуда будут звонить, и отследим последовательно. Так что ты не переживай особенно, Сашка!..

Однако все изменилось, и она ясно это видела, в отличие от мужчин, которые с тупым мужским упрямством пытались убедить себя, что все как всегда.

Прежних отношений — легких, чистых, почти студенческих — больше не будет. Возможно, новые, которым еще только предстоит оформиться, окажутся не хуже, но тех, старых, в которых были запах вереска, натертого паркета и морского тумана, и старомодная рыцарская учтивость, и осторожное прикосновение грубой перчатки к тонкой коже, — не будет никогда.