Слуги этого мира - Мира Троп
Ти-Цэ проглотил слова под испепеляющим взглядом Наставника. Наконец он отвернулся от притихшего ученика и, ссутулив плечи, нырнул в свою хижину. Ти-Цэ молча отправился спать.
Он только хотел сказать спасибо. За то, что разрешил много лет назад тренироваться с ним и своим сыном, что не поскупился дать ему знания, которые очень даже помогали ему все последующие годы. Да и просто за то, что сделал его таким, каков он есть.
Невысказанная благодарность встала у него поперек горла. Он улегся на свою койку, отвернулся от товарищей и закрыл глаза.
Обмен обещаниями
28
– Раздевайся, – велел Наставник и привычным движением обернул ребристый кнут вокруг запястья.
Ти-Цэ подчинился. Минуту спустя он уже стоял к учителю спиной со вскинутыми к петле руками и набедренной повязкой у ног. Он не успел еще полностью проснуться, но после первого же удара сон сняло как рукой.
Плотная кожа под шерстью разошлась только после седьмого удара, а не первого, как это было в детстве, но боли он испытывал не меньше. В каждый удар Наставник вкладывал полную силу, и разумеется без всяких напоминаний исполосовал его спину дополнительными пятью ударами.
Ти-Цэ крепко стискивал зубы. Он практически не дышал, как будто терпеть боль, не чуя запах собственной крови, было проще.
Пятнадцатый удар отозвался особенно болезненно, так что Ти-Цэ не смог удержать давно просившийся наружу стон. Но теперь можно было расслабиться – все позади. Он облегченно выдохнул… и громко охнул: его поразил шестнадцатый удар.
– Я что же, обсчитался? – Наставник стряхнул с кнута капли крови. Ти-Цэ тяжело перевел дыхание и скосился на учителя. Тот наградил его фирменной кривой улыбкой. – Виноват.
Он сбросил петлю с его мелко подрагивающих рук. Ти-Цэ торопливо натянул набедренную повязку, хотя срам отныне и прикрывал хвост.
– Ну как, не забудешь сегодня про бдительность? – спросил Наставник, неторопливо сворачивая кнут кольцами.
Ти-Цэ хотел ответить, но его перебили раздавшиеся со всех сторон смешки: ученики уже высыпали из амбара, посвежевшие после сна, и теперь разминались перед тренировкой. От прилившей крови у Ти-Цэ заломило виски. Его кулаки судорожно сжались, но уголки губ сами собой, с устрашающей легкостью, поползли вверх. Если бы он облизнулся сейчас, то наверняка отравился бы собственной ядовитой слюной.
– Ставлю еще на двадцать ударов, что сегодня на забеге приду к финишу первым, Наставник.
Учитель отвлекся от своего занятия и поднял глаза на ученика. Скользнул взглядом по его сжатым пальцам, остановился на животе, который вздымался и опускался от неровного дыхания, и наконец ответил прямо на его немигающий взгляд. Ти-Цэ упрямо держал глаза открытыми и не позволял себе занавесить веками боль.
В очередной раз налилась и затерялась в клоках шерсти капля крови. Широкая улыбка Ти-Цэ оставалось неподвижной.
– Вот как? – сказал Наставник. – Споришь на двадцать ударов, значит?
– Да, Наставник.
Учитель убедился, что Ти-Цэ следит за каждым его движением, и бросил еще не обсохший от его крови кнут обратно к столбу. Его взгляд был непроницаемым.
– Что ж, идет. Попробуй, сосунок.
Ти-Цэ молча встал в линейку сородичей так, будто бы ничего не случилось, и произведенным эффектом остался доволен. Кто-то косился на него с презрением, кто-то – с благоговейным страхом, кто-то – с восхищением. Но самое главное было, что ни у тех, ни у других, ни у третьих не осталось и следа былой усмешки.
Еще ни разу Ти-Цэ не приходил к финишу первым. Но ему было плевать, потому что ему снова удалось сделать это: внимание Наставника было приковано к нему, и на сей раз у учителя не повернется язык сказать, что он не видит в нем ничего особенного. Ему выпал второй шанс показать себя, и раз так, он был должен, просто обязан был всех порвать. А если он и в самом деле так жалок, что не сможет занять первое место хотя бы сегодня, один-единственный раз, то двадцать ударов, тридцать или сотню – все равно, сколько он их получит. Получит заслуженно.
Наставник провел стандартную утреннюю разминку, затем отправил их на охоту и забрал после обеда в теоретический класс. Лучшей медитацией для Ти-Цэ было представление собственного триумфа, и именно этим он занялся, как только они скрестили ноги и по команде Наставника закрыли глаза.
После ужина Наставник отдал распоряжение провести забег по джунглям с препятствиями, а после – уже на территории тренировочного лагеря поразить в прыжке две цели, щитом и толчком. Не забыл он напомнить и о том, что последний как обычно получит стандартные десять ударов.
Каждый в лагере слышал дерзкую ставку Ти-Цэ за место, ниже первого, и нес память об этом весь день. Никто не желал уступать ему, и тем более – стоять у столба наказаний вместо него.
Никогда еще тренировка не была такой грязной.
Ученики и раньше не упускали случая толкнуть товарища и оставить его позади, но теперь к этому приему прибегать стали все, даже самые совестливые, и с самого старта. Они валились друг на друга, в основном пытаясь зацепить Ти-Цэ. Но он был готов к этому, и точно рассчитывал, откуда ждать удара в следующую секунду. Ти-Цэ ускользал от них и пользовался своим безотказным преимуществом, чтобы вырваться вперед: неукротимым азартом и адреналином, втрое превышающим норму.
Никогда еще Ти-Цэ не показывал таких результатов в скорости и ловкости. Ни разу прежде ему еще не было так важно преодолеть полосу препятствий быстрее всех. Раньше он морочился только тем, как не прийти к финишу последним. Но сейчас он перепрыгивал с дерева на дерево, уклонялся от недоброжелательных товарищей, рвал воздух легкими и несся к финишу.
Он чувствовал, что вполне может сегодня добиться первого места: скорости прибавляла острая боль от свежих ран. Все-таки он слабо представлял себе, что сумеет перенести столько ударов по чуть только заживающей спине. И проверять свою стойкость не планировал.
Ти-Цэ очнулся от своих мыслей: в чувства его привел косой, пропитанный ненавистью взгляд впереди бегущего – его единственного оставшегося соперника. Ну разумеется. Он не мог остаться позади, не умел проигрывать. И уж тем более – уступать Ти-Цэ.
Ку-Ро возглавлял вереницу учеников и ловко, одно за другим, обходил препятствия. Шириной плеч и сложением в общем он однозначно пошел в отца – разница между ним и Наставником внешне истончалась с каждым годом. Но, как и учитель,
