Мэри Стюарт - Девичий виноград = Дерево, увитое плющом

Снова голос Адама из-за балки, уже на пределе самоконтроля: «Аннабел, слушай, моя хорошая, это идея. Он в конюшне в Западной Сторожке, я сегодня отвел его туда. Поезжай на машине… Всего несколько минут до Фенвиков. Он повезет тебя, я думаю…»

Отверстие в стене теперь было открыто. Кон опустил камень и сел на пятки, светил на меня фонарем. Мы смотрели друг на друга. Я ответила Адаму, не отводя взгляда от Кона: «Хорошо, я справлюсь».

«Вторая дверь в конюшенном дворе. Ты знаешь, где уздечки». «Да, знаю».

«Осторожно, моя хорошая. Он не любит грозы». «Все будет хорошо. — Я сказала это прямо в глаза Кону. — Я с ним справлюсь. Не волнуйся обо мне». «Ты возьмешь коня?» — закричала Юлия. «Да. Открывай верхние ворота. Держись, Адам, мой милый».

Уходя, я видела, как Кон сидит на пятках и смотрит мне вслед.

Глава семнадцатая

The water is rough and wonderful steepe, Follow, my love, come over the strand — And in my saddle 1 shall not keepe, And 1 the fair flower of Northurmerland Ballad: The fair flower of Northumberland

Очень важно не думать о сцене в темном домике у ворот, вычеркнуть из памяти Дональда, жизнь из которого медленно вытекает за кучей обломков, Юлию на грани паники, Адама, распростершегося в пыли под оседающей массой… И Кона в помощь. О нем я вообще не должна вспоминать. Невозможно угадать, как сработает его быстрый мозг, что он извлечет для себя лично из новой ситуации. Кон, если это выгодно Кону, будет работать, как галерный раб и творить чудеса, но если нет, один Бог знает, что он совершит.

Я отключила сознание и побежала к машине. Мне показалось, что я час ее разворачивала, протискивала между колоннами, по скользкой вязкой зелени, разбросанным веткам, камням и валунам. Нарочно заставляла себя делать все медленно, но колеса, как сумасшедшие скользили по мусору, руки и ноги тряслись, как в лихорадке, и почти не давали возможности контролировать машину. Ударился металл о камень, я вырвалась на дорогу, повернула на запад, а Юлия побежала открывать ворота. Проезжая мимо, я крикнула: «Следи, не проедет ли машина доктора! Возможно, он уже отправился к дедушке!»

Она кивнула, бледная, как призрак в свете фар, крикнула: «Быстрее!» Я попыталась вспомнить дорогу.

Прошло восемь лет с тех пор, как я ездила по верхней дороге в Западную Сторожку. Сначала два поля, потом деревья по краям дороги, молодые елки по пояс. Даже тогда Адам пытался заставить поместье окупаться… Меня поразил черный тоннель елей, поднявшихся выше крыши автомобиля. Они растут на фут в год. Фары освещали черный каньон, я мчалась очень быстро, под колесами шуршал дренаж из сосновых иголок, а деревья защищали поля от ветров.

Открытые ворота. Спуск с горы. Дорога, в дни более легкомысленные обсаженная буками, огромные деревья серебрились на свету. Четверть мили, как волнами, вверх и вниз, вдоль какого-то маленького потока. Я сосредоточилась на рычагах, не смотрела по сторонам и только надеялась, что дорога не слишком плоха.

Зря надеялась. Скоро я ехала на трусливой скорости пятнадцать миль в час, это казалось медленнее, чем пешком, и от волнения вспотела до такой степени, что руки прилипали к рулю.

Закрытые ворота.

Почти с облегчением я выскочила из машины и побежала их открывать. Тугая задвижка в конце концов поддалась, я навалилась на тяжелую створку, она продвинулась на несколько дюймов и застряла. Она утопала в грязи, но не это мешало ей открываться. Когда я наклонилась и попыталась ее освободить, зазвенела цепь. Темная от ржавчины цепь с огромным замком соединяла створки вместе.

Запертые ворота. Машину разворачивать негде. Выбор такой — или ехать задом наперед по дороге до объезда вокруг Вайтскара, или бросить машину и бежать полмили в Западную Сторожку. И то, и другое невообразимо.

В некоторых случаях люди думают не головой, а телом и нервами. Адреналин, говорят теперь, раньше говорили: «Нужда заставит, когда дьявол давит», — или даже: «Бог-то Бог, да и сам не будь плох». Я вцепилась в цепь и повисла на ней с отчаянной яростью, а она вдруг оказалась в руках. Это была просто петля, наброшенная на стойки ворот, чтобы они не распахивались сами собой. Секунды четыре я глазела на нее, будто действительно чудом разорвала массивные звенья, как сплетенные из волос. Хотя должна бы знать, что Адам не отправил бы меня этой дорогой, будь она перегорожена.

Адам. Я бросила тяжелую цепь в траву у ворот, широко распахнула створки, взобралась опять в машину и неслась вперед прежде, чем успела успокоиться потревоженная трава.

Крутой подъем и вдаль от деревьев. Полмили прямой хорошей дороги по пастбищу. Гравий казался белым при свете фар и таким ясным, будто состоял из кошачьих глаз.

Вершина холма. Одинокая береза. Ствол сверкнул белизной и пропал в темноте. Неожиданный резкий наклон к реке и крутой поворот к Западной Сторожке. Я забыла, как крута гора и резок поворот. На вершине моя скорость составляла примерно сорок пять. Я нажала на тормоз, но к реке все равно понеслась, как бомба. Машина походила на самолет, терпящий катастрофу. Я нажала на тормоз еще отчаяннее и вложила все силы и умственные способности в то, чтобы вписаться в поворот. Переднее колесо полезло на край дороги, я закрутила руль до предела влево… Почти получилось… Получается…

Я смогла бы сделать это при сухой погоде, даже несмотря на мое не слишком высокое мастерство. Но и дорога, и трава были мокрыми, колеса попали в грязь… Машина заскользила в разные стороны, неподвластная воле. Неожиданно переднее колесо добралось до берега, скользнуло. Автомобиль лениво съезжал по крутому травянистому склону к реке. В десяти ярдах впереди фары осветили воду, вспышка отраженного света ударила а глаза.

Наверное, я инстинктивно все-таки вертела руль, а то бы перевернулась. Машина проехала еще четыре фута по прямой, нырнула к реке, соскочила с девятидюймового пригорка, стукнулась обо что-то шасси и замерла, как мертвая. Передние колеса на гравии, а вода меньше чем в ярде от капота.

В тишине, когда заглох мотор, река шумела, как гром.

Я сидела, вцепившись в руль, смотрела как «дворники» бегают перед моим носом по сухому стеклу. туда-сюда, туда-сюда. Дождь какое-то время назад закончился, а я не заметила.

Сколько я там сидела, не знаю. Но несколько секунд, наверное, хотя показалось, что сто лет. Ничем я даже не стукнулась, только испугалась, но не было времени об этом задумываться. Просто пауза.

Выбралась из машины. Конюшенный двор в пятидесяти ярдах у подножия горы. Мне хватило ума выключить фары, я бросила машину и побежала.

Я забыла дорогу и в результате разбила машину Кона, но когда подошла к конюшне? рука автоматически включила свет и потянулась за уздечкой, даже не глядя. Кожа встретилась с ладонью, и прохладно зазвенел металл. Я сняла ее с крючка и замерла — дышала, привыкала к свету и приучала коня к своему виду. Бесполезно приближаться к нему в таком состоянии. Еще несколько секунд. Сердце должно успокоиться, стучать хоть приблизительно с обычной скоростью. И нужно контролировать руки… Пока не взяла в руки уздечку, я не понимала, что они так трясутся. Я прислонилась к стене конюшни и стала рассматривать жеребца Форреста.