Нора Робертс - Игры ангелов

Рис потерла усталые глаза.

— Что ж, по крайней мере, честно.

— А ты пока можешь готовить для меня.

— Спасибо, — она опустила руки и взглянула на него. — Ты обнимал меня, пока я плакала. Вряд ли это могло тебе понравиться.

— Ну, это же не имело отношения к истерике. Просто тебе было больно. Только не превращай это в привычку.

— Знаешь, я люблю тебя.

Воцарилось долгое молчание. Когда он наконец заговорил, страх в его голосе мешался с досадой:

— Черт. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Рис расхохоталась. Этот смех успокоил ее воспаленное горло и не менее воспаленные нервы.

— Похоже, я и в самом деле сошла сума. Не принимай это всерьез.

Обернувшись, она увидела, что Броуди смотрит на нее с боязливой осторожностью, как сапер на тикающую бомбу.

— В конце концов, если забыть о моих неврозах, я самая обычная женщина. Это не значит, что ты обязан отвечать на мои чувства. Просто когда человек сталкивается с тем, с чем пришлось столкнуться мне, он перестает относиться ко всему как к должному. Это касается и людей, и чувств. Знаешь, кто посоветовал мне вести дневник? Лечащий доктор. — Рис быстро собирала все необходимое. — В результате я смогла облечь в слова те мысли и чувства, которые не в состоянии была выразить вслух. Постепенно я научилась не только записывать свои эмоции, но и проговаривать их. Как это вышло, например, сейчас.

— Просто ты смешала в одну кучу доверие, чувство благодарности и наше взаимное влечение.

— Может, у меня и не все в порядке с головой, но уж в чувствах своих я в состоянии разобраться. Впрочем, если тебя это пугает, я могу позвонить Линде-Гейл. Поживу у нее, пока не решу, что делать дальше.

— Бери, что тебе нужно, и поедем, — повторил Броуди. — Не забудь: тебе еще ужин готовить.

Любви между ними не было. Но то, что она так думала, всерьез обеспокоило Броуди. Поначалу он лишь пытался помочь ей — видимо, это и было его первой ошибкой. И вот теперь она все усложняет. Украшает бантиками, что так свойственно женщинам.

От этих бантиков ему было трудно дышать.

По крайней мере, больше она об этом не говорила. И не билась в истерике из-за того, что случилось у нее в квартире.

Как он и предполагал, приготовление ужина быстро привело ее в норму. Готовка была для нее тем же, чем для него — сочинение книг, так что он хорошо понимал, как это действует. Ты погружаешься в работу, и в скором времени она вытесняет из твоей головы все ненужные мысли.

Но рано или поздно ей придется вернуться к случившемуся. Если его догадки верны, Рис попала в серьезный переплет.

— Хочешь вина? — поинтересовался он.

— Спасибо, я ограничусь водой. — Она разложила по тарелкам зелень с морковкой. — Остальное будет готово через несколько минут, так что мы можем начать с этого.

За последние две недели, подумал Броуди, он съел больше салата, чем за предыдущие шесть месяцев. И все это благодаря Рис.

— Джоани придет в ярость, когда увидит ванную.

— Так покрась ее.

Рис ковырнула немного салата.

— Я не могу покрасить пол и облицовочную плитку.

— У Мака наверняка найдется какой-нибудь растворитель. Ты же не особняк снимаешь. Эта квартира давно нуждается в ремонте.

— Пожалуй. Броуди, со мной ведь и прежде случались провалы в памяти. Правда, было это больше года назад… насколько, опять же, я в состоянии припомнить.

— Но это еще не значит, что то же самое происходит с тобой и сейчас. За последние две недели мы провели вместе много времени. Что-то я не заметил, чтобы ты ходила во сне или разрисовывала стены дома образами из своего подсознания. Никаких необычных поступков — если не считать, конечно, реорганизации моих кухонных ящиков.

— Организации, — поправила его Рис. — Реорганизовать можно то, что уже предполагает хоть какой-то порядок.

— Я же все равно находил все, что нужно… пусть и не так быстро. — «Чертовски вкусный салат», — подумал он, энергично уничтожая содержимое своей тарелки. — У Джоани никто не замечал каких-нибудь странностей в твоем поведении?

— Джоани кажется странным, что я всегда настаиваю на употреблении свежей зелени.

— Ну это уже кулинарные частности. А в Бостоне, когда это случалось, ты неизменно оказывалась одна?

Рис поднялась, чтобы выложить на тарелки гребешки.

— Нет. Я потому так и переживала, что это могло произойти в любое время и в любом месте. Когда меня выписали из больницы, я переехала жить к бабушке. Как-то раз мы вместе отправились за покупками, а позже я нашла у себя в шкафу совершенно нелепый коричневый свитер. Я спросила у бабушки, откуда он, и по взгляду ее поняла, что что-то не так. В конце концов она сказала, что я сама купила его. Она отговаривала меня, поскольку знала, что это не мой стиль. Но я заявила ей — и продавцу, — что это пуленепробиваемый свитер и он мне нужен.

Рис ловко выложила из кастрюльки гребешки.

— Как-то ночью она пришла ко мне в комнату, потому что услышала странный шум. Оказалось, что я заколачиваю окно гвоздями. Причем сама я не помнила, как брала гвозди и молоток. Очнулась я от того, что она держала меня за руки и плакала.

— На мой взгляд, это своего рода защитные меры. Ты была напугана, вот и вела себя так странно.

— Одним испугом все не объяснишь. Потом были и другие случаи. Меня долго мучили ночные кошмары. Я слышала крики, выстрелы. Мне казалось, что кто-то ломится в двери. Во время одного из таких кошмаров я вылезла из окна. Соседка нашла меня на улице. Я стояла на тротуаре в одной ночной рубашке. И я не имела ни малейшего представления о том, где я и как туда попала.

Она подвинула Броуди тарелку с гребешками.

— Тогда-то я и решила лечь в больницу. А сейчас у меня, должно быть, рецидив.

— Ну да. И происходит это всякий раз, когда ты остаешься одна. Ты работаешь у Джоани пять-шесть дней в неделю, и смена длится восемь часов. Ты проводишь много времени со мной и с Линдой-Гейл. Однако странности с тобой начинают происходить лишь тогда, когда ты оказываешься в полном одиночестве. «Газовый свет».

— А ты, стало быть, Джозеф Коттен?

— Обожаю женщин, которые любят старые фильмы, — он слегка коснулся ее руки. — Есть и другие истории. «Окно во двор», например.

— Джимми Стюарт видит убийство, которое происходит в доме напротив, — Рис в задумчивости присела за стол. — Никто больше этого не видел, и никто ему не верит. Даже Грейс Келли. Даже его приятель полицейский. Постой-ка, как же звали того артиста…

— Уэндел Кори.

— Точно. Никто не верит, что Реймонд Берр убил свою жену.