Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда»

– Станислав Анатольевич! – Издалека к нему поспешал небритый мужичонка в синей спецовке, заляпанной масляными пятнами кепке, заломленной на одно ухо, и клетчатой рубахе с закатанными рукавами – символ любого автосервиса, его альфа и омега, «народный умелец», вызывающий почему-то безусловное доверие всех водителей, приехавших ремонтировать свои драгоценные машины. Так хороший врач с вдумчивым взором, стетоскопом в нагрудном карманчике белоснежного халата и привычкой обращаться к пациенту «батенька мой» вызывает благоговейный трепет и надежду на моментальное излечение.

– Здорово, здорово, Михалыч.

– Не стучит коробка?

– Да нет, не стучит! Отгони ее в мойку, только пусть хорошо отполируют, а то в прошлый раз…

Дальше Ольга не слышала, дверца, ведущая в «офис», захлопнулась, отрезав ее от утренних звуков автомастерской, которые она, между прочим, очень любила!

В коридоре было полутемно, и в глубине его двигалось что-то темное, похожее на стог. Ольга знала, что это за стог, и совсем не испугалась. А вот темноты она не любила и поэтому, нашарив выключатель, надавила сразу на обе клавиши. Стас всегда сердился, говорил, что свет нынче недешев и электроэнергию надо экономить, а она все равно включала!

Желтые лампы вспыхнули весело, как будто утро наступило после глухой осенней ночи.

– Ох ты, боже мой, напугала!..

– Доброе утро, Марья Гавриловна!

Уборщица с трудом выпрямилась, взявшись за спину. Тряпка шлепнулась в ведро, выплеснув на пол немного грязной пены.

– Оленька!.. Все бы тебе меня пугать!..

– Нет бы вам шваброй мыть! Я же купила недавно швабру! Куда вы ее дели?

Уборщица пожевала губами.

– Чего там намоешь этой палкой твоей! Ни в углах, нигде! Самая-то пылища всегда в углах собирается, и песок! А так, если только середку мыть, это что тогда такое за уборка?

– У вас же спина болит, теть Маш.

– Совсем не отвалится.

Ольга всегда ее жалела.

Муж у тети Маши давно помер, сын, как водится, вырос непутевым, то появлялся, то пропадал, все кормил мать баснями, что завербовался на Север, на заработки, но никаких заработков было не видать, а возвращался он всегда оборванный, больной, и мать его лечила, кормила, одевала – все на свои скудные денежки. Как-то между своими невнятными отлучками он ухитрился жениться, разумеется, на такой же пропащей, и все бы ничего, да родился Вовчик, внучок. Непутевый с пропащей моментально развелись, и бывшая невестка все грозилась подать в суд «на взыскание» – никаких алиментов, ясное дело, никто никогда не платил, а сумма набежала немаленькая. Тетя Маша все уговаривала пропащую в суд не подавать – нынче с этими алиментами строго, закатают по полной программе, а денег все равно взять неоткуда, и подбрасывала Вовчику то на ботиночки, то на курточки, то на тетрадки. Для того чтоб подбрасывать, счастливой бабушке приходилось мыть полы не только в автосервисе Стаса Громова, но еще и в больнице да в школе.

Какая уж тут спина!..

– Теть Маш, я вам вчера мазь купила!.. – Ольга полезла в сумку, порылась, достала тюбик и стала тыкать им в красную, разбухшую от воды ладонь, больше похожую на тюленью ласту.

Марья Гавриловна с опаской приняла тюбик, как нечто невиданное, покрутила, кажется, даже понюхать хотела, но засмущалась.

– Это специальная такая мазь, для спины, – заторопилась Ольга. – К ней еще таблетки, но их нужно курсом пить. Сначала три дня мажете, а потом таблетки начинаете принимать. Я вам сейчас их не отдам, а то вы потеряете. Говорят, как рукой снимает.

Далеко отставив тюбик от глаз, уборщица шевелила губами – читала название. В это время ближайшая дверь распахнулась так резко, что стукнула Ольгу пониже спины.

– Ой!

– Оленька!

Парень в джинсах и рубахе с закатанными рукавами выскочил в коридор, притормозил возле них и закатил глаза.

– Я дико извиняюсь! Я тебя стукнул, да?

– Привет, Паш. Ты меня не стукнул.

Прыгучий Паша, не способный ни секунды постоять спокойно, переминался с ноги на ногу и все пытался заглянуть Ольге в глаза.

Он ее обожал, о чем Ольге было давно и хорошо известно.

На работе всегда так. На работе всегда есть обожатели и обожаемые, иначе все совместное дело застопорится, как двигатель без смазки.

В этом нет ничего опасного. Это просто… весело, вот и все. Ну, может, не всегда весело, но уж точно не имеет последствий и продолжения.

Ну, может, иногда имеет, но только не в ее, Ольгином, случае!

– Я сегодня… того-этого… кофе… купил. Буду в клуб вступать.

– Какой иш-шо клуб, Пашка! – влезла Марья Гавриловна. – Всю получку по клубам энтим промотаишь! Не ходи в клуб, Пашка!

Ольга с Пашей переглянулись, и он, пританцовывая возле дам, пояснил именно Ольге, а вовсе не тете Маше:

– Да в твой клуб, в кофейный! Ты ж кофе варишь!..

Ольга улыбнулась:

– Варю.

– Ну вот я и… купил, значит, чтобы ты, когда варишь… чтобы мы… меня тоже… при случае чтоб… пригласила!

– Павлик, да я ведь тебя и так всегда приглашаю!

Тут он смутился и на секунду перестал пританцовывать.

– Ну вот, я теперь купил это самое кофе.

Паша окончательно засмущался. И что он как дурак с этим кофе своим? Вон Ольга над ним смеется. Хотя нет. Ольга не смеется. Не над ним то есть. Она ни над кем никогда не смеется. Она… Улыбается она, вот что!

– Ты молодец, что кофе купил, – сказала Ольга. – Кофе лишним в хозяйстве не бывает. Ну, раз ты у нас теперь полноправный член клуба – тебе и карты в руки. Включай кофеварку!

– Я того… Щас включу, туда-обратно… И пить, значит, будем… Кофе то есть…

Ольга кивнула: само собой. Какое ж утро без кофе?

– А ты красивая сегодня, – выпалил Павлик, заливаясь до ушей краской. – Как всегда то есть!

И быстро ретировался. Кофеварку включать пошел.

Тетя Маша посмотрела ему вслед, покачала головой:

– Баламут. Одно слово – молодежь! Ох, и молодежь! Ветер в голове!

– Да что вы, теть Маш! – Ольга снова заулыбалась. – У нас молодежь замечательная. Такие мастера, как Павлик, – на вес золота.

Тетя Маша повертела в лапище тюбик с мазью. Тюбик в ее руке выглядел крошечным.

– Оль… Я не могу… Это ж дорого очень, наверно? Я не возьму, Оль!.. Я лучше по старинке… горчички приложу… сальцем смажу…

– Да вы полгода мажете, теть Маш, а ничего не проходит! Попробуйте, может, хоть от этого пройдет!

Тетя Маша еще раз взглянула на тюбик, вздохнула и прижала мазь к груди, точно это какая великая драгоценность, а не аптечная упаковка. Тете Маше было неловко. Сроду никто ей ничего не покупал – ни когдатошний муж, отчаливший в неизвестном направлении лет, пожалуй, что тридцать назад, ни сынок непутевый, ни уж тем более чужие люди. А тут хозяйка, на свои денежки.