Сердце Зверя - Анна Луна
– Спасибо, Сашенька, ты настоящий спаситель! – она встала на носочки и потянулась губами в щеке красавчика.
Инна чуть не поперхнулась. Невооруженным взглядом было видно, что уборщица делает это ей назло. Вот противная девчонка!
– Мне нетрудно.
– Точно. Зато некоторым покоя нет о того, что я быстро работаю, – она покосилась на Инну.
Та снова вспыхнула. Какая-то сикилявка будет ее, взрослую женщину, уму разуму учить! Но Алик был настороже. Он схватил ее за руку и потащил подальше от уборщицы.
– Что на тебя нашло? Как с цепи сорвалась, – спросил он ее, когда они были уже далеко.
Инна не ответила. Теперь и ей стало стыдно за свое поведение. Первый день, а она уже создала о себе мнение, как о злобном и неприятном человеке. «А с девчонкой я еще разберусь!» – думала она, не подозревая, что только познакомилась с самой близкой и преданной подругой, которая не раз выручит ее в трудной ситуации.
Глава 3. Конец марта
Почти теряя сознание от потери крови и боли, Вовка шел по лесу, не разбирая дороги. Если бы он увидел преследователей, бросился бы к ним на шею, как к лучшим друзьям, но цепь охранников осталась где-то сзади. Силы покинули его. Зверь упал в снег и какое-то время лежал, глядя в звездное небо. Шапка откатилась в сторону, но ему было все равно. Ему хотелось закрыть глаза и провалиться в сон, чтобы там не было боли и страдания, чтобы мама ласково обнимала его и пела колыбельную песню. Иногда, когда была трезва, редкий случай, она так делала:
– Баю-бай, баю-бай,
Спи, мой Вовка, засыпай.
И вот небо закружилось над ним, звезды понеслись вприпрыжку, все ускоряя свой бег. Зверь с тихим стоном опустил тяжелые веки, сознание уносило его в далекое детство, А голос мамы все громче и громче, снег, как перина, ласково обнимает зека, не стучат ветки деревьев, а ветер шепчет на ухо:
– Пойдем со мной. Пойдем.
Зверь открыл глаза и покачал головой, прогоняя видение,
– Нет уж, не дождетесь! Ни за что не окочурюсь, – упрямо процедил сквозь зубы он и пошевелился.
Нащупал ушанку, нахлобучил ее на голову и сел. Сначала он медленно полз, потом поднялся на четвереньки, встал, держась правой рукой за ветку куста. Левая висела плетью. Он даже боялся на нее смотреть. Так и двигался вперед. Даже бога о милости не просил. Сам виноват, что в сложной ситуации оказался. Положился на судьбу и брел куда глаза глядят.
Когда он услышал шум проезжающих машин и понял: дорога близко, даже не поверил своим ушам. Подобрался к самой обочине, но не высовывался. Первый порыв – броситься за помощью к людям – прошел вместе с паникой. В работу включились мозги. Он жив, оторвался от преследователей, вышел к трассе. А рука… что рука? Со временем заживет. На нем все, как на собаке затягивается. Не раз уже бывал в переделках. «Не сдавайся! Не сдавайся!» – внушал он себе.
Каждый раз, когда мимо проносилась полицейская машина, Вовка втягивал голову в плечи, стараясь раствориться в кустах, и напряженно ждал. Так перебежками и добрался до окраины родного города. Голодный, раненый, в полуобморочном состоянии от боли в руке, ненавидящий всех людей и себя в том числе.
В минуты передышки, и когда немного просветлялось сознание, в голову закрадывались малодушные мысли: зря он решился на побег. Жизнь за колючей проволокой вряд ли была привлекательной, хотя там тоже люди работали, тренировались, смотрели фильмы, читали.
Но на свободе каждый день наполнен разными событиями, всегда есть место маленьким радостям и открытиям, можно строить планы на будущее. Он задыхался от постоянного контроля, строгого распорядка дня, смотрящего, который возомнил себя богом. И должность шныря его тоже не устраивала. Прислуживать себе подобным, выполнять прихоти блатных – удел слабых, а он себя таковым не считал. Так и прозвали его Зверем не только за созвучную фамилию, но и за жесткий нрав и неумение идти на компромиссы.
Оказалось, что жить «по понятиям» – это не для него. Свобода, пусть плохая, как заморыш, но все же свобода, звала, манила, терзала тоской сердце. Вот и вырвался на волю, да сразу попал в передрягу! Зверь задыхался от ненависти к проклятой судьбе, которая вела его все время не теми дорогами.
Вовка вышел к железной дороге, которая шла параллельно трассе, и сидел в кустах на горке, не зная, куда податься. Прямо перед ним горели уличные фонари спального микрорайона, но в домах света почти не было: город еще спал.
Надо обработать руку и выпить обезболивающего, иначе можно свалиться где-нибудь в канаве и замерзнуть. Его роба насквозь промокла и покрылась коркой льда, левую руку он не чувствовал, может быть, уже отморозил. Рукавицы где-то потерял. Хоть и март уже подходил к концу, но северная зима так быстро не сдается, еще до середины апреля могут стоять приличные морозы.
Остановиться в городе было негде. К матери пойти он не мог. Эта пьянчужка поднимет такой крик, что сбегутся все соседи. А если не поднимет, то наверняка его там уже пасет полиция.
Друзья, с которыми он весело проводил время, либо сидели, либо сами находились в бегах. Разыскивать их он не хотел, они тоже давно взяты на прицел. И что делать? Он хотел свободу, получил. И что? Много счастья она ему принесла?
А если к Ленке податься? Про нее вроде никто посторонний не знает? Позвонить бы… но как? Телефона нет. Будки тоже давно снесли. А он в тюремной робе даже высунуться не может.
Зверь прошел еще несколько метров вперед и чуть не попался. Перед ним во дворе большого светлого здания кто-то стал рубить дрова. Мерный стук топора разносился по всей округе. Вовка пригляделся: на крыше строения виднелся крест. Церковь! Как же он забыл? Здесь, у самой окраины города, стоит финская церковь. А если туда? Вроде бы они должны всем помогать…
Он осторожно спустился с пригорка и подошел к самой ограде. Только сейчас он увидел крепкого мужичка, рубившего дрова. Второй человек складывал их на руку и уносил в дом. Зверь постоял у забора и, как ни был велик соблазн, повернулся, чтобы уйти.
– Вы что-то хотели? – вдруг услышал он сзади женский голос.
Зверь молчал, но стоял на месте. Ватник, ушанка сразу выдавали в нем зека. Только самый неискушенный человек или… Ангел мог не обратить на его одежду внимания. Кажется, женщина
