Гробница Фараона (СИ) - Хольт Виктория

Однажды мы встретили там сэра Ральфа. Он подошел и заговорил со мной:

— Интересно?

— Очень.

— Не нашла больше бронзовых щитов?

— Нет, ничего больше не попадалось.

Он легонько меня подтолкнул.

— Находки случаются не часто. — Его подбородок задвигался, словно ему стало весело, и мне показалось, что он очень рад встретить меня на месте раскопок.

Один из рабочих показал мне, как из найденных кусочков собрать глиняный горшок. Он называл это «первой помощью», а потом специалисты аккуратно склеят части, и горшок может оказаться в музее. Он показывал, как упаковывать эти глиняные кусочки, оказывая «первую помощь» найденной глиняной посуде, и посылать их экспертам, а они иногда узнавали с помощью этих находок мельчайшие подробности о людях, живших здесь более четырех тысяч лет назад.

Я мечтала найти что-нибудь в долине, например, золотые украшения — я слышала, их находят в гробницах. Здесь же все было иначе. Сначала я испытала разочарование, а потом пыталась направлять свой бурный энтузиазм на саму работу. Я не могла думать ни о чем другом, только о раскопках каменных пещер.

Эван Каллум проводил с нами уроки в полдень, потому что по утрам мы занимались с мисс Грэхем или с Оливером Шримптоном, мы изучали три науки: чтение, письмо и арифметику. Кроме этого, Теодосия, Сабина и я должны были еще заниматься рукоделием. Три раза в неделю по утрам мы с мисс Грэхем по часу трудились над своими вышивками. Нужно было вышить весь алфавит, пословицу, наши имена и дату. Естественно, мы выбирали самые короткие пословицы из книги, но даже тогда работа была не из легких. Крестики на ткани выходили ужасно неровными, а если один получался больше другого, приходилось распускать нитку и начинать заново. Я возмущалась подобным времяпрепровождением, и так страдала, что результаты этих переживаний отражались и на моей вышивке. На уроке музыки мы колотили по клавишам под наблюдением мисс Грэхем, но потом было решено, что музыкальные уроки будет вести Грей Тебби. Принимая во внимание и занятия по археологии, можно с уверенностью сказать, что наше образование осуществлялось нетрадиционным методом. Наши учителя были из трех мест: мисс Грэхем из Кеверал Корта, Грей Тебби и Эван Каллум из дома Гиза, а Оливер Шримптон из церкви. Доркас была в восторге и считала прекрасным, что три семейства объединили усилия и обеспечили прекрасное образование молодежи. Она уверяла нас — нигде в других семьях девочки не получают такой обширной квалифицированной подготовки. Она надеялась, что я не упущу свой шанс и буду учиться хорошо.

Меня завораживали уроки Эвана. Я сказала ему: когда вырасту, обязательно поеду в экспедицию в дальние страны. Он ответил, что для женщины это не слишком легко, если только я не выйду замуж за археолога, но все равно, всячески поощрял мой интерес к предмету. Приятно иметь увлеченных учеников. Нас занимала археология, но мой природный энтузиазм был сильнее и очевиднее, чем у других.

Особенно меня очаровывали рассказы о Египте. Там столько еще не открыто. Я обожала слушать о древних цивилизациях, о богах, которым поклонялись, о царствовавших династиях, о найденных дворцах. Эван заражал меня своим воодушевлением. «В пустыне таятся огромные сокровища, Джудит», — часто говорил он.

Естественно, я представляла себя там, на пороге великих открытий, меня поздравляют такие знаменитости, как сэр Эдвард Трэверс.

Мысленно я вела с ним долгие беседы, но должна признаться, он меня разочаровал. Казалось, что он никого из нас не замечает. Его глаза странно смотрели сквозь нас, его взгляд обращен в прошлое.

— Думаю, что этот ужасный, старый Тибальт точь-в-точь как его отец, — сказала я Хадриану.

«Тибальт» стал новым словом, которое я ввела в наш активный словарь. Оно означало «противный, презренный». Мы с Хадрианом дразнили этим словом Сабину.

— Мне все равно, — говорила она, — от ваших слов Тибальт не станет хуже.

Но мне нравился дом Гиза и хотя как пианистка я была безнадежна, все равно с радостью ходила на уроки. Едва войдя в дом, я начинала трепетать. В нем было много необычного.

— Зловещий дом, — говорила я Хадриану. А он, как всегда, соглашался со мной.

Прежде всего, в доме всегда темно. Может быть, из-за высоких кустов, окружавших его; в доме повсюду висели тяжелые бархатные шторы — не только на окнах, но и на дверях, и они создавали странные образы. Пол устлан такими толстыми коврами, что никогда не слышно приближения людей, поэтому мне всегда казалось, что за мной подсматривают.

В чердачной комнате жила странная старая женщина. Сабина называла ее няней Тестер.

— Она была няней моей мамы, потом нянчила нас с Тибальтом, — рассказывала Сабина.

— Что она делает там, наверху? — спрашивала я.

— Она там живет.

— Но ведь теперь тебе не нужна няня.

— Мы не выгоняем старых слуг, если они прожили у нас много лет, — надменно объясняла мне Сабина.

— Думаю, что она колдунья.

— Можешь думать, что хочешь, Джудит Осмонд. Это наша старая няня Тестер.

— Она шпионит за нами и всегда выглядывает из окна, а если посмотришь вверх, то сразу уходит.

— Не обращайте внимания на Джудит, — говорила Сабина.

Каждый раз, подходя к дому, я смотрела наверх, на окно няни Тестер. Я убедила себя, что это странный дом и в нем может произойти все, что угодно.

Самой нормальной комнатой была гостиная, но даже она выглядела по-восточному. В комнате стояли несколько ваз и статуэток, привезенных сэром Эдвардом из Китая. Стены украшали прекрасные картины пастельных тонов, на них изображены драконы и толстые будды с хитрыми выражениями лиц, некоторые фигурки, довольно худые, сидели в позе лотоса, я безуспешно пыталась скопировать эту позу; на картинах также изображены таинственные леди и жестокие мандарины. Но концертный рояль придавал комнате обычный вид, вот на нем мы и барабанили свои уроки под наблюдением Табиты Грей, она тоже казалась не менее загадочной, чем китайские женщины на картинах.

При малейшей возможности я заглядывала в соседние комнаты и заставляла Хадриана следовать моему примеру. Хадриан делал это с неохотой, но он боялся ослушаться меня, ведь тогда я назвала бы его трусом.

Эван Каллум поведал нам о знаниях, которыми обладали жители Древнего Египта. Я замирала от восторга. Он также сообщал нам о последних открытиях, сделанных в Египте, в которых принимал участие сэр Эдвард Трэверс, потом он немного знакомил нас с историей этой страны.

Слушая Эвана, я легко перемещалась из классной комнаты в храмы богов. Затаив дыхание я внимала рассказам о саморожденном боге Ра, известном под именем Амон-Ра, о его сыне Осирисе, который вместе с Айсис произвел на свет великого бога Хоруса. Эван показывал нам изображения масок, которые надевали священники при выполнении религиозных обрядов, каждая маска изображала бога.

— Идея заключалась в том, что великие боги Египта наделены всеми добродетелями и могуществом обычных людей, но кроме того они обладают и одним качеством животного, и это животное служит их отличительным знаком. Хорус считался ястребом, потому что его глаза все видели.

Я не могла отвести взгляд от тех рисунков. Я была прилежная ученица.

Но больше всего меня интересовали рассказы о захоронениях богатых людей: как их бальзамировали, клали в усыпальницы и оставляли там на вечный отдых. Часто вместе с хозяевами хоронили и слуг, специально убивая их для того, чтобы они могли сопровождать своих господ в новую жизнь. Сокровища умерших помещали рядом, чтобы они не бедствовали в иной жизни.

— Из-за этого обычая, — объяснял нам Эван, — многие захоронения разграблены. В любые века любители легкой добычи грабили усыпальницы. Они обладали определенной смелостью, ведь существует поверье, что проклятие фараонов падет на тех, кто осмелится нарушить их вечный покой.

Мне было любопытно узнать, как тело человека может сохраниться в течение веков.

— Процесс бальзамирования достиг своего совершенства за три тысячелетия до рождения Христа. Хранился он в строжайшей тайне и до сих пор современные ученые не знают точно, как он осуществлялся, — рассказывал нам Эван.