Глянцевая женщина - Людмила Павленко
— С какой стати? — встрепенулась Инга. — Пунина же была ее любимицей. Как и Тучкова. С какой же стати им готовить заговор против Миры Степановны?
— О-о, вы наивное дитя, — усмехнулся Иван Максимович, — отношения между людьми бывают так запутаны! А уж тем более в театре! Это такие придворные интриги!.. Достаточно обойти кого-нибудь самой что ни на есть смешной наградой — грамотой, например, — и все! Пиши пропало! Там такие амбиции!.. Вам ли не знать? Впрочем, вы еще молоды. Вам еще предстоит хлебнуть из этого болота. Переходите-ка лучше в юриспруденцию. Вас ведь увлекает процесс расследования? Я не ошибся? Поступайте заочно на юридический, а я вам здесь найду работу. Будете в самой гуще нашей нелегкой жизни. Ну что вам даст этот театр? Разбитые мечты — и только.
— Меня радует ваше предложение, — вздохнула Инга, — ведь оно означает, что я перестала быть подозреваемой.
— Отнюдь, — спокойно возразил Кривец, — я всех обязан подозревать, даже его, — он кивнул на Георгия, — моего, можно сказать, лучшего друга, — потому что он пишет ругательные статьи о театре. Но! Когда мы найдем преступника, вы — если, конечно, вы не являетесь таковым, — без сомнения, можете рассчитывать на место курьера в нашем ведомстве.
— Спасибо! — расхохоталась Инга. — Я подумаю.
На душе у девушки и впрямь полегчало. Сейчас Кривец был совершенно обыкновенным, милым человеком. «Надо же, как я его боялась, — думала Инга. — А он такой же человек, как все другие… Какое счастье — просто жить, общаться с умными и честными людьми и не вступать в такие отношения, когда ты непременно кому-то обязан карьерой и своим благополучием. Боже! Какое счастье быть свободной и независимой! Есть ли на свете что-нибудь дороже свободы?»
— О чем задумались, Инга Савельевна? — спросил с улыбкой Иван Максимович.
— Вы помните даже мое отчество? — Инга была удивлена.
— А как же. Положение обязывает.
— А вот Мира Степановна… Впрочем, не будем о ней.
— Отчего же не будем? — раздался голос за ее спиной. — Я с удовольствием.
На пороге, как черт из коробочки, объявилась вдруг Мира Степановна. Ее приземистая полная фигура была облечена в длинную кофту навыпуск из дорогого однотонного шифона, юбка на ней была тоже не из дешевеньких, опять же кольца, серьги, золотая брошь — все впечатляло. Вот только каблуки на кожаных плетеных босоножках были стоптаны ввиду особого устройства ее ног, которые ступали решительно и твердо, но шли, как видно, не всегда в должном направлении. Не спрашивая разрешения, Мира Степановна уселась в свободное кресло и, улыбаясь, заговорила как ни в чем не бывало:
— Вы знаете, Иван Максимович, у этой девчонки невозможный характер! Слышали бы вы, какими словами она обзывала меня при всем коллективе! Я и сводня, и содержательница публичного дома, и бездарь, и бог знает кто еще. Только я, с моим безграничным терпением, способна вынести такое. Я ведь прекрасно понимаю, что актеры — это и в самом деле дети. И среди них попадаются в том числе и такие ершистые. Ну ничего. Все обойдется. Сыграешь у меня Анну Каренину… Ну что ты смотришь так на меня? — весело и совершенно искренне рассмеялась Мира Степановна. — Ты меня уже записала в злодейки? Вот глупенькая! Ты думаешь, я ставила на Пунину или же на Тучкову? Нет, дорогая, на тебя. Но сбить с тебя немножко спесь было необходимо. Не в воспитательных целях, ты уже девочка большая, а для роли. Анна спесивой не была, ты понимаешь? Вот видишь, — я все карты перед тобой раскрыла. Так что спокойно работай, все у тебя будет хорошо, я обещаю.
— Я, пожалуй, пойду, — слегка испуганно проговорила Инга.
— Иди, детка, иди, — вместо Ивана Максимовича разрешила Завьялова.
Вид у нее был самый добродушный.
Паредин встал вслед за Ингой.
— Всего хорошего, — кивнул он следователю.
— И тебе, дорогой, и тебе, — отозвалась Мира Степановна, — и не пиши ты больше гадостей о нас, не слушай сплетен.
— Я только мать родную слушаю, — не удержался Георгий от неприязненной реплики.
— Вам дали такое красивое имя — Георгий, — вдруг невпопад заметила Завьялова.
— Имя «Георгий» не дают. Его присваивают.
— Да-а?! И за что же?
— За мужество родиться.
— Любопытно… Ну что ж… Да, а мама твоя — замечательная женщина, но — женщина. Ты понимаешь? А женщины бывают и ревнивы. Не всегда же я была такой старой и толстой. И ко мне ревновать можно было. И быть необъективной вследствие этого…
Георгий выскочил, невольно хлопнув дверью.
— Вот тварь, — скрипнув зубами, пробормотал он зло, — оборотень, а не человек!
— Может быть, это плохо, что мы так ненавидим ее? — заговорила Инга неуверенно. — Признаться, я не ожидала, что она может мне простить… Я ведь ее и вправду оскорбила.
— И вы поверили? — Георгий даже замер на ступеньках, обернув к Инге возмущенное лицо. — Она же лжет! Это сплошное лицемерие!
— Неужто вправду так?..
Они спустились по лестнице мимо вахтера и вышли на улицу вечернего города.
— В ней есть что-то мистическое, — сказала Инга, — ведь не успела я назвать ее имя, как она тут же появилась.
— Сатана потому что, — отрубил Георгий. — Как полагаете, зачем она пришла к Максимычу?
— Может, он вызвал ее?
— Ничего подобного! Мы собирались с ним зайти кое-куда после работы. Она явилась, чтобы подставить вас! Напеть ему еще раз в уши, какие у вас криминальные наклонности.
Увы! Паредин был совершенно прав.
— Вы простите меня, — в это самое время говорила Мира Степановна в кабинете у следователя, — я понимаю, что задерживаю вас, но я буквально на несколько слов. Я была очень больна — что-то с нервами. Так повлияло на меня убийство Пуниной… — Она вынула кружевной платочек и приложила его к глазам. — Они ведь для меня как дети. А Пунину с Тучковой я любила… Они великие актрисы. Были… великими актрисами. Да, так вот… Я пришла узнать, как движется расследование. Удалось выйти на какой-нибудь след?
— На какой-нибудь удалось, — спокойно ответил Иван Максимович.
— Да? И что же? И кто же?..
— Хотите спросить — кто убийца? Этого мы, увы, пока не знаем. Но мы найдем его, не сомневайтесь.
— Да, да, конечно, — закивала головой Мира Степановна. — Она прерывисто вздохнула, словно после длительных рыданий. — Если обнаружится, что это кто-то из актеров… Нет, нет, я не хочу даже и думать так. Этого я не переживу. Даже если в убийстве окажется замешана эта чересчур импульсивная девочка — для меня это будет ударом, хотя она у нас в театре,
