Елена Арсеньева - Мода на умных жен

– Но… может быть, в составе красителей, лаков каких-то есть медь? Майя, к примеру, реставратор, она, значит, тоже постоянно имеет дело с химикатами. Тот молодой человек, Лысаковский, он, наверное, тоже был реставратором или искусствоведом, поэтому…

– Вообще-то он работал в музее шофером, – усмехнулся Николай Дмитриевич. – Да-да, просто водителем. И если имел дело с какими-то химикатами, то определенно с другими, не с теми, воздействию которых, по вашему мнению, подвергалась Майя Климова. А между тем оба они оказались больны одной и той же болезнью. С другой стороны, может иметь место всего лишь совпадение. Случайное совпадение, одно из тех, которых происходит превеликое множество, причем самых невероятных. Ведь я не знаю их послужных списков, быть может, каждый из них прежде имел отношение к химическому производству, а теперь только…

– Погодите, – вскинула руку Алена. – Погодите! Я знаю, как можно выяснить, совпадение это или нет.

– Как, интересно? А, понимаю. Навести справки в отделе кадров? Ну что ж, тоже путь.

– Да нет, я не о том. Если честно, мне насчет отдела кадров и в голову не пришло, тем более я все же убеждена: дело не в химическом производстве, а в музейном экспонате. И я даже знаю, почти уверена, в каком, – путано объясняла Алена. – Ах, если бы узнать, кто был рядом с этим Лысаковским в его последние минуты, узнать, что он говорил перед тем, как с собой покончил!

– Наверное, это тоже можно выяснить, – пожал плечами Николай Дмитриевич. – Если у вас, к примеру, есть знакомые в милиции, в следственных органах, они, думаю, могут поднять старое дело Лысаковского… Не знаю, я не силен в делах детективных, вы, пожалуй, лучше моего их знаете, но вся штука только в том, что чаще всего люди кончают с собой, когда они одни, а потому могло и не быть свидетелей происшествия. Но я вас перебил, извините. Так что вы говорили, как можно узнать, совпадение это или нет, эти два случая заболевания?

– Вы знаете кого-нибудь из психиатрической лечебницы на улице Июльских Дней? – выпалила Алена.

Николай Дмитриевич несколько мгновений смотрел на нее растерянно, как вдруг забавно, как-то очень по-дамски всплеснул своими маленькими ручками:

– Неужели еще кто-то из музея?..

– Ну да, да! – закивала Алена. – Женщину зовут Тамара Юрьевна Семенова, я еще вчера о ее состоянии пыталась разузнать, но она спала, ее нельзя было тревожить. Но, может быть, сейчас можно хотя бы узнать у ее лечащего врача, проводился ли осмотр? Мне Грунский говорил, что он какую-то физическую патологию у Майи заметил при пальпации или пальпировании, я забыла, как он выразился…

– Да так и так говорят, – сказал Николай Дмитриевич. – Понятно, при первом же осмотре он заподозрил, что она больна не только психически, но и физически. Значит, вы хотите, чтобы я на улицу Июльских Дней позвонил, узнал, проводился ли осмотр и что при нем выявилось. Так?

– Конечно!

– Ну что ж, – взглянул на часы Николай Дмитриевич, – несколько минут до начала вскрытия у меня еще есть, позвонить в клинику можно, но, по-моему, лучше напрячь Грунского. У него там должны быть хорошие знакомые, а психиатр психиатра лучше поймет.

Калужанин достал из кармана мобильный телефон, и Алена удивилась – это была очень дорогая модель с каким-то немыслимым количеством наворотов. Она еще при первой встрече заметила, что Николай Дмитриевич отлично одет, да и сейчас брюки, рубашка, галстук, видные из-под халата, говорили о тщательно подобранном, дорогом гардеробе. И квартира у него в очень недешевом доме… Неужели медикам стали наконец-то достойно платить? Конечно, Николай Дмитриевич, судя по его словам, работает не только здесь, в Пятой больнице, но все равно, деньги для того, чтобы купить квартиру, нужны немалые. Может быть, он с детьми живет? Дети у него богатые?

Тем временем Николай Дмитриевич переговорил с Грунским и отложил телефон на стол:

– Перезвонит, – пояснил он коротко.

– Николай Дмитриевич, вы давно в том доме живете, где Стахеевы? – не выдержала любопытная Алена.

– Год, не больше: как раз когда его сдали, я и переехал. Мой сын среди собственников этого строения, – пояснил он. – Ну и сделал нам с женой такой роскошный подарок.

«Ага! Слава Богу, что у него такой заботливый сын!» – обрадовалась Алена.

– Хотя сам дом мне не слишком нравится, безликий он какой-то, но квартира очень хорошая, – сказал Николай Дмитриевич. – Правда, я скучаю по своему прежнему дому. Я жил на улице Студеной в старом фонде, теперь там все снесли, огромное строительство развернули. У нас были чудесные соседи, мы жили как родные, а теперь всех разметало. На новом месте я никак не могу ни с кем толком сойтись, люди живут очень обособленно.

– Но с Алексеем-то у вас вроде неплохие отношения?

– Конечно, конечно, – быстро сказал Николай Дмитриевич. – Но… Алексей Сергеевич на самом деле очень замкнутый человек. Единственное, о чем охотно поговорит, это о музыке – кстати, у него великолепная подборка дисков, он, между прочим, такой же поклонник аккордеона, баяна, гармоники и бандонеона, как и я. Астора Пьяцоллу мы оба можем слушать бесконечно…

– Я тоже! – обрадовалась Алена. – Но, если честно, я не знала, что Алексей его любит.

– Ну, я так понял, у вас будет время это узнать, – улыбнулся Николай Дмитриевич. – Кстати, вы с ним сегодня не увидитесь?

– Не знаю, очень может быть, – легко соврала Алена. – А что?

– Я у него нечаянно кое-что стащил, – пояснил Николай Дмитриевич. – Помните, когда мы первый раз увиделись, я возвращал ему книгу – «Язычество древних славян» академика Рыбакова?

– Конечно, помню. Потом вы собирались начать читать «Танцующий с тенью».

– Ну, я уже ее проглотил, – махнул рукой Николай Дмитриевич. – Теперь взялся за совершенно непристойную книгу, называется «Анатом», – хихикнул он, и Алена тоже хихикнула, но мысленно. – Жаль, что нет романа, который назывался бы «Патологоанатом», верно? Как-то это несправедливо, по-моему. Но, может, появится когда-нибудь. Так вот я что хотел сказать… В книге той, в «Язычестве древних славян», лежал листок… письмо. Я его, к стыду своему, прочитал. Извинением мне может послужить лишь то, что и адресат сего письма, и автор его давным-давно уже умерли – оно принадлежит, судя по дате, к восьмидесятому году позапрошлого века. Очень любопытный документ. Я наслаждался, его читая… как будто с помощью некоей машины времени заглянул сквозь тьму веков… Листок тот старый, пожелтелый, я побоялся его нечаянно порвать и вынул из книги, спрятал в конверт, ну и, конечно, потом начисто забыл о нем. Наткнулся на конверт сегодня утром. Хотел сразу вернуть, зашел к Стахеевым, но дома никого не оказалось. А я, знаете, нынче уеду к сыну – у него день рождения, там и заночую. Боюсь, засуну куда-нибудь конверт, забуду, вдруг потеряется… Может, передадите?