Лариса Чурикова - Никогда не говори мне «нет». Книга 1

Прячу телефон в сумочку, собираюсь идти дальше. Но вдруг замечаю мужчину, который стоит недалеко, смотрит на меня и улыбается такой ослепительной улыбкой, как будто мы старые знакомые. Машинально улыбаюсь в ответ, хотя понимаю, что вижу этого человека впервые.

Мужчина направляется ко мне, глядя мне в глаза пронзительным взглядом, не переставая улыбаться. Где-то в подсознании глухо бьётся тревога. Я понимаю, что должна бежать, но не понимаю, почему не могу это сделать. Ноги словно приросли к асфальту, руки безвольно повисли вдоль тела. Я только стою и тупо улыбаюсь в ответ незнакомцу. Он вскидывает руки ладонями вперёд и вверх. Мгновенно в голове проносится видение Максима в такой же подкупающе обезоруживающей позе – ладони вперёд и вверх, и я перестаю понимать, почему так доверчиво позволяю этому мужчине приблизиться к себе, зачем он обнимает меня, нарушая моё личное пространство, касается спины. И почему у меня темнеет в глазах, и подкашиваются колени. Я теряю сознание.

Сначала слышу сплошной гул голосов, потом приходит ощущение пространства. Я понимаю, что лежу на кожаном диване, вытянувшись во весь рост, голова на подлокотнике. Затем из шума прорываются отдельные фразы. И, наконец, полностью возвращает сознание голос Максима, гневно у кого-то спрашивающий:

– Какого чёрта ты использовал на ней эти приёмы?

– А как ещё мы могли её сюда доставить? – слышу в ответ.

– Ты посмотри, что эта кошка сделала с моим лицом! – вопрошает голос с лёгким акцентом.

– Если бы ты больше времени уделял тренировкам, а не своим бабам, тебя не сделала бы какая-то девчонка!

– Она очнулась, – слышу я чей-то голос совсем рядом и понимаю, что притворяться мёртвой бесполезно.

Открываю глаза, вижу над собой человека, так похожего на Турчинского. Он подаёт мне руку; опираясь на неё, я усаживаюсь на диване. Обвожу глазами комнату и присутствующих в ней. Я нахожусь в каком-то кабинете. Стол начальника с открытым ноутбуком, в торце длинный стол для переговоров. Стулья вокруг. Шкафы с папками. Кожаный диван у стены, на котором сижу. Несмотря на большое количество стульев, все, кроме меня, стоят. Все – это пять мужчин. Со всеми я уже сталкивалась. Артур с расцарапанной щекой. Вежливый парень приятной внешности. Мужчина, от улыбки которого я теряю сознание. «Турчинский», он стоит рядом. И… Максим. В отличие от остальных, одетых по-простому, на нём чёрный костюм, серая рубашка, чёрный галстук, правда, костюм расстёгнут, верхние пуговицы рубашки тоже, галстук расслаблен. Но тем не менее. Максим в костюме!

– Выходим, – говорит «Турчинский», и все, как по команде, выходят.

Остаёмся мы с Максимом. Он берёт один из стульев и садится напротив меня.

Я пока пребываю в шоке и не могу вымолвить ни слова, хотя миллион вопросов просто рвутся наружу. Кажется, Макс это понимает. Он говорит:

– Спрашивай.

– Кто эти люди?

– Мои друзья, коллеги. В общем, мы вместе работаем.

– Зачем меня привезли сюда?

– Чтобы я мог поговорить с тобой. Ты же отказалась со мной добровольно общаться.

– Но ты не очень и настаивал.

– А ты знала, что действие договора закончится только завтра, и, тем не менее, нарушила его.

– К чёрту договор! – вскакиваю с дивана и направляюсь к двери.

Макс не шевелится, а только говорит:

– Без моего приказа тебя отсюда не выпустят.

Я вспоминаю, кто находится за дверью, и покорно возвращаюсь на диван.

– Я прошу о малом. Выслушай меня. И тогда можешь быть свободна.

– Хорошо. Я тебя слушаю.

Он некоторое время задумчиво молчит, собираясь с мыслями или силами, не знаю.

– Я понимаю, что поступил эгоистично, потому что хотел сначала сам разобраться, подходишь ли ты мне, готова ли будешь принять то, что я сейчас расскажу. Я знал, что будет тяжело, когда ты всё узнаешь и решишь, что я не подхожу тебе. Но ты должна думать, прежде всего, о себе. Я переживу. Так же я верю в твоё благоразумие и порядочность. Поэтому попрошу, всё, о чём ты сейчас узнаешь, от тебя не узнает никто, даже отец.

Я киваю головой.

– Я офицер ФСБ. Я вхожу в группу особого назначения, о существовании которой знают единицы. Наш отряд сформировали в конце девяностых годов, для выполнения особых заданий. Сначала к нам присматривались в армии, потом год вели на гражданке, прежде чем пригласить. Группу собрали из бывших детдомовских, беспризорников, трудных подростков. Главным условием на тот момент было – никаких родственных связей и привязанностей. Потому что мы были смертниками, которых никто не должен хватиться. Ни у одного из нас нет родителей или близких родственников. Нас хорошо подготовили. Чем, как, где мы занимаемся, какие задания выполняем, и какими методами пользуемся, знают только те, кто эти задания даёт, больше никто. Мы работаем на правительство. Но если провал операции или её срыв, правительство от нас откажется. Мы автоматически становимся простыми туристами, которым по только им ведомым причинам взбрело в голову совершить преступление в чужой стране. Мы все об этом знаем. Надеяться можно только на себя и на команду. Поэтому те, кто рядом со мной – это друзья, коллеги, напарники – и нечто большее, чем все эти понятия, вместе взятые. Ради любого из них я сделаю всё и даже больше, так же как и каждый из них для меня.

Наша работа хорошо оплачивается. Но теряем мы гораздо больше, чем получаем. Мы теряем друзей, теряем семью. Друг, о котором я тебе говорил, был убит при выполнении задания. Он подошёл слишком близко. А ДТП всего лишь прикрытие. У него осталась молодая красавица жена. А вообще единицы из нашей команды имеют собственную семью. Создать её очень трудно, ещё труднее сохранить. Какая жена выдержит, если ты в любой момент можешь сорваться и исчезнуть, а вот когда вернёшься, да и вернёшься ли вообще – большой вопрос. Это жизнь в постоянном напряжении и неизвестности. Никаких вопросов – ответы ты не получишь.

Я обещал, что ты узнаешь моё решение. Так вот, я хочу, чтобы ты была со мной. Теперь решение за тобой. Думай. Хочешь ли ты? Нужно ли тебе это? Выдержишь ли такую жизнь? Я не прошу немедленного ответа. У тебя для раздумий будет столько же времени, сколько и у меня, даже чуть больше. Меня неделю не будет в Москве, да и в стране тоже. Когда вернусь, я тебе позвоню. Ты мне звонить не можешь. Я вообще не имел права давать тебе этот номер телефона. Но я с тобой много сделал из того, на что не имел права.

Внезапно дверь открывается, на пороге появляется «Турчинский»:

– Макс, нам пора.

– Да, Саша, ещё минута.

– Хорошо.

Дверь закрывается. Максим встаёт.

– Мне нужно идти. Из-за ночной слежки я ещё не был дома и даже не успел переодеться после похорон Дмитрия. Артур тебя проводит, только не калечь его больше.