Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда»

– Сережа… Да, уже еду… В офис? Хорошо, конечно… Целую тебя…

И выпорхнула из кабинета. Грозовский посмотрел ей вслед, ворча:

– Целует она его! Сережу!

И пошел в угол, к кофеварке, на кнопку нажимать. Рядом с кофейным столиком на ковре сидела корова – белая, с черными пятнами, ростом с пятилетнего ребенка.

Кофеварка зашипела и стала готовить Грозовскому двойной эспрессо. А он стоял, смотрел на эту совершенно дурацкую корову, с которой не расстался бы ни за какие коврижки, потому что ее притащила Надежда, и думал: до чего же забавно, правильно и славно устроена жизнь.

Ольга с разбегу влетела в кабинет Сергея и поняла, что жизнь кончилась, на сей раз – окончательно и бесповоротно. За столом переговоров сидел ее бывший муж, Стас Громов.

– Присядь, – Барышев на нее не смотрел.

Ольга послушно села.

– Твой бывший муж пожелал со мной встретиться, как видишь.

– Не ломалась бы, так я и не желал бы… Больно надо-то! – Стас ухмыльнулся.

Барышев встал из-за стола, подошел к окну. На Ольгу по-прежнему не смотрел.

– Теперь я понял наконец, почему ты мне ничего не рассказывала. Жаль. Если бы рассказала – все было бы проще.

– Да мне много не надо! – снова встрял Стас. – Только долги отдать… и чтоб мастерскую открыли! И Зинка, зараза, пилит и пилит!.. А Кольку посадили. Это ж курям на смех!..

Сергей обернулся, посмотрел на Стаса брезгливо:

– Значит, вы желаете получить от меня денег за неразглашение?

Стас поспешил внести ясность:

– Так это!.. Она сказала, что не даст ничего, а я сказал, что все хахалю расскажу, вам то есть! Ну, и рассказал! Да я всем расскажу, что она зэчка бывшая! Больно мне надо! Своя рубаха ближе! У нас-то все знают, от людей не спрячешься, так она в Москву и укатила, подальше от своих чтобы!.. А тут уж расцвела, развернулась, забогатела, а мне – пошел вон?!

– Стас, замолчи! – Ольга не могла это больше слушать.

– А чего это я молчать должен?! Не-ет, пусть он все знает, как тебя судили, как ты на зоне отдыхала, как потом полы мыла в сортирах! А то богатая стала, а меня, значит, рылом в дерьмо, да?!

Ну, довольно! Сколько можно это терпеть? Да и зачем? Снявши голову по волосам не плачут. Сергея она все равно потеряла, с этим – все. Но никто не давал этому уроду, ее мужу бывшему, права поливать ее помоями.

– Ты подонок, Стас, – сказала она устало. – Если б меня тогда, после зоны, Григорий Матвеевич на улице не подобрал, я бы давно в реке сгнила! Я жить не хотела. А ты замки в дверях поменял. Детей своей шлюхе отдал. Я с голоду пропадала, меня старик кормил, на работу не брали, потому что я… порченая, меченая, уголовница из зоны. Ты же говорил – спаси меня. Ты говорил, что меня простят, а тебя по полной закатают. Ты…

И выплюнула ему в лицо длинное, черное, убийственное ругательство, самое грязное из тех, что слышала в зоне.

Сергей снова брезгливо поморщился:

– Ну ладно. Хватит.

Быстро подошел к столу, рывком схватил Стаса за шиворот…

Грохнула дверь кабинета. Невозмутимая барышевская секретарша, увидев, как шеф волочет мужика в куртке к выходу за шкворник, тут проявила чудеса выдержки.

– Сергей Леонидович? – спросила она очень официальным тоном как ни в чем не бывало, будто Сергей Леонидович каждый день таскал визитеров за шкирку и спускал с лестницы. – Вызвать охрану?

Сергей Леонидович – красный, расхлюстанный, задыхающийся – зыркнул на секретаршу:

– Спасибо. Сам справлюсь!

Он подтащил гостя к выходу, приподнял за ворот, чтобы видеть глаза. Стас больше не ухмылялся.

– Значит, так, – Барышев говорил очень спокойно и очень убедительно – так спокойно и так убедительно, что у Стаса мороз по коже пошел. – Еще раз появишься в поле моего зрения, вот просто появишься, будешь случайно мимо проходить, я тебе сломаю хребет. Сам, лично. Без всякой охраны. А охрана потом тебя в лес свезет и закопает. Ты меня понял, умник? Если понял, кивни.

Стас икнул, дернул головой, изо всех сил стараясь изобразить понимание. Барышев дотащил его до дверей приемной. Послышался грохот, где-то внизу Стас жалобно матернулся, и все стихло. Сергей отряхнул руки и, сгорбившись, молча пошел мимо Ольги в кабинет, на ходу кинув секретарше:

– Меня до конца дня нет.

– Сергей Леонидович, министр звонит… Сказать, что…

– Скажите, чтобы шел к черту! – ответил секретарше Барышев (сын академика и внук профессора). Дверь кабинета захлопнулась. Секретарша замерла с телефонной трубкой в руке. Кажется, Сергею Леонидовичу наконец удалось вывести эту железную леди из равновесия.

Строго говоря, никакой трагедии не произошло. Никто не умер, дом не сгорел, третьей мировой войны не случилось… Дети счастливы, работа – хорошо оплачиваемая, дом – полная чаша, няня – чистое золото, шмотки – зашибись, тачка – улет, вид – на миллион, проблем – нет. Ольга же не дура, она же понимает. В конце концов, что стряслось-то? Ну, встретила она Барышева. Ну, был короткий роман. Ну, закончился. И чего теперь? Вешаться? С тем же успехом она могла Барышева и не встретить никогда. До того, как она познакомилась с ним, его ведь в Ольгиной жизни не было, так? И что? Убивалась она, страдала? Да ничего подобного! Она счастлива была на все сто, ездила с детьми на каток, умасливала заказчиков, хвалила себя молодцом и баловала пироженкой со взбитыми сливками. Хорошо она жила без Барышева. Замечательно и прекрасно. Почему бы и теперь ей так не жить? Все ведь точно так же, как было тогда, до него: есть дети, работа, выходные, пироженки, новые туфли. Нет Барышева. Живи – не хочу. Но вот что-то не хочется. То есть совсем ничего. Ни работать, ни пирожных, ни туфель новых… Даже в музей с детьми в выходные… Ну, не то что прям уж все поперек горла. Но глаз не горит, и радость от совместных выходных с детьми подтускнела. Как будто не хватает чего-то. Чего-то очень важного. Главного. Кислорода не хватает.

Нет, умом Ольга все понимала. Ругала себя дурой, которая не ценит собственного счастья. Ей, как старухе в сказке про золотую рыбку, подавай все и сразу. Не хочу быть столбовою дворянкой, хочу – владычицей морскою, вот как!

Умом понимала, а все равно было тошно. Нет, в истерики она не кидалась, работу не бросила, мыться не перестала. Курить, правда, стала еще больше, но это мелочи. А что похудела – так это даже и хорошо. Без гимнастики и без диет – минус восемь кило за две недели. Никакого похудательного чудо-браслета не нужно.

Надежда, когда Ольга ей все рассказала – и про Стаса, и про министра, которого Барышев велел к черту послать, и про то, как он дверью хлопнул, даже не глянув на Ольгу, а она осталась стоять посреди приемной, – кинулась было утешать подругу. Мол, все образуется, мол, Барышев поймет, ему просто время нужно… Но Ольга не нуждалась в утешении. Это не Стас приходил. Это прошлое ее настигло. Просто пришло время платить по счетам. За то, что дурой была. За то, что не разглядела вовремя, какая мразь ее бывший муж. За то, что не хотела смотреть правде в глаза, трусила, сама себе врала, пыталась сделать вид, что прошлого нет, – мол, все это не про меня, не со мной было…