Татьяна Устинова - Колодец забытых желаний

— Назаров убил, потому что хотел заполучить икону. А она ему не далась. — Он улыбнулся Веронике. Ей одной. — Она сразу ушла к другому человеку, то есть ко мне. Значит, я и буду разбираться дальше.

— Но как?!

— Да очень просто. Шкатулку мы у него забрали, и Федор ее вернет в музей. Это не целая сумка серебра и бронзы, это просто большой сверток. Он принесет его в своем рюкзаке и положит в хранилище. Завтра же! Завтра же, Федор. Надеюсь, это понятно.

— Понятно, Олег Петрович.

— Назарову я предложил на выбор два варианта. Или огласка и тюрьма, всерьез и надолго, до конца дней. Или дальний скит в Белозерье, тоже до конца дней, только тогда уже никакой огласки. Просто решил человек в одночасье уйти от мира, и дело с концом. Собственно говоря, это даже красиво. — Олег поболтал в стакане виски и залпом выпил. — Я знаю его много лет, и я был совершенно уверен, что на первый вариант он никогда не согласится. Он же не знал, что я блефую!

— Как блефуешь? — не выдержала Виктория.

— Если легальное расследование, значит, господину Башилову тоже светит срок. А мне бы этого не хотелось. Нет преступления без наказания, но мне сдается, что господин Башилов и так достаточно наказан. Да или нет?

Все молчали. Федор медленно и трудно дышал.

— Виктор Иванович, разумеется, тут же согласился и на скит, и на Белозерье, а я еще уточнил, что наша служба безопасности будет его регулярно навещать, проверять, так сказать, место дислокации, поэтому в бега ему кидаться резону никакого нет.

— Но у него, наверное, есть своя служба безопасности? — тихонько спросила Вероника.

— Да нет. Он же у нас очень благородный, отец родной и вообще царь-батюшка! Все время повторял, что на все божья воля и человеков, по земле ходящих, он нисколько не боится, а боится только одного господа. Ну, вот господь все и устроил. — Тут Олег неожиданно улыбнулся. — В нашей структуре служба безопасности подчиняется мне и выполняет исключительно мои распоряжения.

— А икона?

— С иконой я разберусь сам, — твердо сказал Олег Петрович. — Вот… Вероника Павловна меня познакомит с вашим директором, и мы с ним обо всем договоримся. Я придумаю правдоподобную версию, как она могла ко мне попасть, а он сделает вид, что в эту версию поверит. Я так понимаю, он неглупый человек.

— А нельзя просто положить ее обратно в шкатулку? — спросила Виктория. — Ну, как будто она там и была?! Это же проще простого!

— Нельзя, — твердо сказал Олег Петрович. — Она там еще сто лет пролежит или вообще пропадет, не дай бог. А она… волшебная.

— Волшебная, — согласилась Вероника. — А Петр Ильич отличный специалист и человек хороший! И к Федору всегда хорошо относился.

Федор шевельнулся, хотя до этого стоял неподвижно, как каменный:

— И все равно мне придется уйти с работы.

— Ну конечно.

— Я беру тебя к себе. — Олег посмотрел на Федора. — Ты все знаешь про модусы категорического силлогизма, а остальное вполне можно выучить.

— Вы это серьезно?!

— Если ты пообещаешь мне не красть у меня столовое серебро.

Федор только молча открывал и закрывал рот.

Через две недели отчаянной борьбы с собой Олег Петрович понял, что проигрывает и должен что-то срочно с этим делать.

Вероника не шла у него из головы, и даже история с Назаровым на этом фоне померкла.

Как мальчишка, он встречал ее с работы, провожал до дому, и один раз они даже сходили в кино.

Ничего не помогало.

Тогда он привез ее к себе, и выяснилось, что она ничего не может!

— Олег, — тихонько сказала Ника, — я не могу. Ты понимаешь, что я не могу?

— Чего не можешь?

— Ничего не могу.

Он усмехнулся:

— Зато я все могу, ты не поверишь.

— Олег, я старая, некрасивая, я… сто лет ни с кем не была… Я забыла, как это бывает.

— Я тебе напомню.

Он чувствовал себя ужасно и знал, что она понимает, как ему ужасно.

Угораздило его вляпаться в эту женщину, в ее жизнь, в ее проблемы! То, что поначалу развлекало его, казалось просто приключением, которое коренным образом отличалось от всех его приключений, вдруг переросло в нечто огромное, болезненное, и Олег Петрович точно знал, что это огромное и болезненное раздавит его, если он не сообразит, что именно должен с этим сделать! По мужской привычке ему все мерещилось, что, если перевести дело в секс, все само собой как-то устроится, разъяснится и станет понятным и не слишком интересным.

Ну вот, он сделал все, чтобы свести дело к сексу, и, кажется, сейчас этот самый секс у них и случится, и дальше что?!

Что дальше?!

Нет никаких гарантий, что станет неинтересно. Нет никаких гарантий, что он сможет ее отпустить, а если не сможет, что тогда?!

Он был мастером принимать стратегические решения и никогда и ничего не боялся заранее. Он точно знал, что проблемы следует решать только по мере их поступления и глупо и не нужно думать загодя о том, что произойдет, если завтра на Бронной ему на голову упадет кирпич.

Кирпич, как писалось в одной великой книге, просто так на голову никому не падает!..

— Ты извини меня, — выдавил он из себя. От раздражения он видеть ее не мог. — Я… переоденусь. А ты, может, хочешь вина?

— Лучше водки, — хрипло сказала Ника и храбро улыбнулась. — Можно сразу пол-литра.

Он не принял ее тона, зная, что делает только хуже.

— Водка в баре, — любезно сказал он. — В холодильнике. Там же и стаканы.

— Тебе налить?

— Нет, — и ушел в ванную.

Там он выбрался из костюма, стащил рубашку, выворачивая рукава, прихваченные запонками, пошвырял все на бархатную с золотом кушетку, стоявшую у стены, и, злобно косясь на золото и бархат, которые он в этот момент ненавидел, совершенно голый стал мыть руки.

Может, и не одеваться?! Выйти из ванной прямо в натуральном виде, быстренько порешать все вопросы, связанные со страстью, которая внезапно их скрутила своей мозолистой рукой, да и все?! Не мучиться больше? В конце концов, она уже взрослая девочка, и он вовсе не обязан устилать ее ложе лепестками роз и скакать вокруг нее резвым купидоном!

Представив себя в роли резвого купидона, Олег Петрович засмеялся тоскливым хриплым смехом.

Ничего у тебя не выйдет, сказал кто-то поблизости. Ни-че-го. Не отвертишься теперь.

— Кто здесь? — спросил Олег Петрович, отлично понимая, что никого у него в ванной нет, и быть не может, и разговаривает он сам с собой, как шизофреник.

Все простоты ищешь, продолжал тот же голос. Все еще недостаточно опростился! Все бы тебе уйти целехоньким! Все мерещатся тебе не люди, а манекены!

— Какие, …дь, манекены! — в совершенной тоске ответил неизвестному голосу впавший в своей ванной в сумрачное помешательство Олег Петрович.