Наталья Андреева - Любовь.ru

—  Но ведь вы вырастили Михаила, — как можно мягче сказала Люба. — Он всегда считал вас родным отцом. И был он очень хорошим че­ловеком...

—  Нет! — закричал Павел Петрович. — Нет! Он — Васькин сын! Не мог Мишка быть хоро­шим, понятно вам?! Не мог. Дочка — наркоманка и сынок— слюнтяй, — вот они, Васькины дети. И Мишка. Не человек — зверь. Хищник.

—  Но он же вам помогал. И в делах, и день­гами.

—  Я  все  признаю,  — хрипло  сказал Па­вел Петрович. — Слышите? Признаю. Что хо­тел — сделал. Легче не стало. А что срок хотел себе скостить, больным головой прикинуться, так это оттого что и себе не мог признаться в том, что из-за денег Мишку убил... Кончена жизнь. Ведите. — Не выдержал и спросил: — Что ж, все это Полинке теперь достанется? Дом, машины, деньги?

—  Она ваша жена по закону. Можете, навер­ное, оформить развод.

—  Но имущество делить придется?

—  Конечно.

—  Значит, я ей на руку сыграл. Облагодетель­ствовал. Значит, все вернулось. Сначала я отнял, потом я же и дал. Что ж, значит, где-то там, — он глянул вверх, — есть Высший суд. Значит, все по справедливости. Ведите.

4

Свидетельницей на бракосочетании лучшей подруги Людмилы Самсоновой Любе уже при­ходилось бывать. Каждый раз, покупая пышный свадебный букет, она со вздохом произносила про себя: «Дай Бог, чтоб последний!»

На этот раз розы они выбирали вместе со Стасом. Сегодня утром она впервые увидела его не в свитере и джинсах и в куртке, а в очень при­личном черном костюме, в белой рубашке, при галстуке и даже с запонками в манжетах. Еще когда Стае за ней заехал, приглядывалась очень внимательно. Он не выдержал, буркнул:

—  Ну, что ты смотришь? Я в нем женился, в этом костюме.

—  Ничего, просто тебе идет костюм.

—  Ты скажешь тоже!

—  А   ты,   оказывается,   очень   интересный мужчина, — задумчиво сказала Люба, и он начал громко смеяться:

—  С ума сойти! Сначала вступить с мужчиной в любовную связь, потом завязать с ним прочные дружеские отношения и потом только заметить, что он, оказывается, очень интересный! Просто с ума сойти! Нет, Люба, ты удивительная жен­щина!

—  Хватит смеяться, мы опоздаем.

—  Ничего. У Сергея Иванова есть еще шанс передумать.

—  Не у него, а у Апельсинчика. Подумаешь, сокровище!

—  Да? А я вот уверен, что штамп в паспорте и вообще весь этот официоз придумали именно женщины. Нам, мужчинам, и так хорошо.

Она не ответила, пошла в комнату, где в ящи­ке стола, по-прежнему завернутое в носовой платок, лежало бриллиантовое колье, подарок Алины Линевой. «Я надену его только один раз в жизни, — пообещала себе Люба. — Только один-единственный раз. В конце концов, она права: нам больше некого делить».

Вырез у длинного черного платья был как раз глубоким. Таким, что без украшения на шее оно и не смотрелось. Люба примерила колье и отметила, что хотя и глаза у нее не фиалковые, но все равно: не случайно женщины без ума от бриллиантов. Красиво. Очень красиво. Стае тоже удивленно поднял брови, галантно поклонился, согнул в локте руку:

—  Прошу, мадам. — И добавил: — А знаешь, если бы мы первый раз встретились где-нибудь в красивом месте и ты была бы одета в это платье, на шее дорогое колье, а я в этот костюм, то наши отно­шения могли бы сложиться совсем по-другому.

—  Ты думаешь, одежда и место имеют такое значение?

—  Я думаю, что ты сегодня прекрасно вы­глядишь.

А потом они пошли покупать бордовые розы: И Люба привычно подумала: «Дай Бог, чтоб в по­следний раз!» Она очень любила свою подругу Люську Самсонову. Апельсинчика.

Люська сегодня сияла так ярко, что зат­мевала собой даже дивный солнечный день. Среди невест, одетых в белое, она была такая одна. В ярком бирюзовом костюме, в шляпке с задорным перышком и под руку с удивительно красивым женихом. Остальные мужчины как-то блекли перед Сергеем Ивановым. Вот отхватила какого, читалось во взгляде всех женщин, при­сутствовавших в ЗАГСе. Как это она смогла? Такая?! Если бы они еще знали про рыжего Петьку!   

Красавец-жених держался очень скромно. То, что его невеста выглядит так необычно, его, ка­жется, очень здорово веселило.

—  Добрый день, — поздоровался он с Любой и Стасом.

—  Здравствуйте. — Любе и; Сергею Иванову первое время было неловко. Атмосферу разряди­ла, как всегда, Люська:

—  Ой, ну скорей бы! Я вся чешусь от нервенной лихорадки.

—  Почесать? — заботливо спросил жених.

—  Поз-же, — значительно произнесла неве­ста и глянула на длинный конвейер желающих обрачеваться. Потом дернула суженого за ру­кав: — Ас черного хода нельзя?

—  Милая, я желаю торжественно пронести тебя на руках по этой мраморной лестнице, — сказал он.

—  Все понятно: ты жену по весу выбирал. Хотела бы я видеть, как ты пролетел бы вверх по лестнице, неся на руках одну из этих бары­шень. — И Люська многозначительно кивнула на двух своих соседок, очень высоких, юных, одетых в пышные белые платья. И заметила: — Да, нын­че продукты лучше. Вот они и растут, молодежь. Взять хоть моего Рыжего...

—  Кажется, нас приглашают, — прислуша­лась Люба.

—  Ну? — Люська глянула на жениха лихим голубым глазом.

Он подмигнул, легко подхватил ее на руки и вверх по мраморной лестнице не взошел, взле­тел. Стае с Любой едва за Сергеем Ивановым успевали. Белые невесты, приоткрыв ротики, дружно толкнули в бока своих будущих му­жей.

—  Достаются же такие мужчины таким жен­щинам! — услышала Люба чей-то завистливый вздох. — А ведь ничего особенного в ней нет!

Она сдержала улыбку. Ничего особенного! А Люськино удивительное чувство юмора, а не­иссякаемый оптимизм, а преданность и верность? Отличная пара!

И, ступая вслед за молодыми на ковер в главном зале Дворца бракосочетаний, она скрестила пальцы и произнесла свое главное заклинание:

—  Дай Бог, чтоб в последний раз! Дай Бог, чтоб в последний!