Екатерина Мурашова - Земля королевы Мод

– Все равно…

– Она пойдет в милицию и что? Они сразу арестуют убийцу? Любочку? Ежику понятно, что Зою она собственноручно не убивала. Кого-то впустила в квартиру? А как это доказать? Никто, в том числе и Ксения, этого не видел. Любочкиных отпечатков пальцев в квартире, разумеется, полно, но на утюге и в комнате Зои их нет. Она была в квартире в момент убийства? А разве Ксения не могла перепутать время? Скрыла от милиции, что вообще заходила? Это объяснить еще проще – испугалась, что заподозрят. Учитывая любочкин бизнес, ей какие-либо контакты, а уж тем более неприятности с милицией – совершенно ни к чему.

– Все равно…

– Ленка, тебе кто-нибудь говорил, что ты упряма, как осел?

– Да, мама и еще потом – многие. И все равно…

На следующий день из находящегося под покровительством Сатурна отделения милиции я получила вполне достоверные сведения – результаты экспертизы: в замке нашей квартиры кто-то ковырялся каким-то железным предметом, предположительно, отмычкой. Стало быть, сделали вывод милиционеры, дверь была вскрыта снаружи, изнутри ее никто не открывал. Также не подтвердилось и предположение о том, что у грабителя был ключ.

Глава 13. «Весело, весело, встретим новый год!»

Я уже давно купила многоразовую искусственную елку, так давно, что даже не помню, когда именно это произошло. Может быть, еще тогда, когда Антонина была подростком. Настоящая, живая елка создает ощущение зимнего праздника в тысячу раз сильнее – кто станет с этим спорить! Хвойный аромат, упругость шершавых ветвей и глянец иголок… Но вот беда – по традиции, сохранившейся еще от бабушки, я всегда ставила елку в банку с водой и укутывала подножие белой тряпкой и ватой. В импровизированные сугробы сажали ватно-бумажного деда Мороза и пластмассовую Снегурочку, похожую на дорогой голубой леденец. А потом, уже после Нового года, несколько недель подряд каждый день я собиралась все это разобрать, сложить игрушки в коробку, а елку – выкинуть на помойку. Но дело было несрочное, и конечно же, каждый день мне что-нибудь мешало. И однажды, в один далеко не прекрасный момент я замечала, что в тепле и уюте зимней петербургской квартиры на концах веточек обреченного на смерть деревца уже распустились нежно-зеленые метелки молодых иголок. Да и сама елочка как-то приободрялась, тянулась ветвями к свету и как будто бы уже узнавала населяющих квартиру людей… Теперь на помойку предстояло нести сущность ожившую и одухотворенную всей многотысячелетней историей праздника возрождения солнечного бога. Абсолютно безразлично для большинства и достаточно душераздирающе для тех, кто понимает.

Искусственные елки с темно-зеленой пластмассовой хвоей меня не вдохновляли совершенно. Вне зависимости от достоверности исполнения в них присутствовала какая-то откровенно кладбищенская мрачность. Поэтому я выбрала елочку из стальной проволоки и серебристой мишуры, которая легко собиралась и разбиралась, и смотрелась весьма празднично. Единственная проблема – к ней совершенно не подходили старые немецкие елочные игрушки, которые сохранились у нас в семье с неведомых времен. Матовые, словно присыпанные золотой и серебряной пылью, с поющими от звона курантов тончайшими боками, они явились из трубки стеклодува в те времена, когда рождественская симфония просто не могла быть исполнена искусственной елкой.

При разъезде и разделе вещей я предложила Антонине взять себе лучшее из семейного новогоднего оснащения – игрушки.

– Ну уж нет! – сказала дочь. – Чего мне с ними делать? Думаешь, я буду себе живую елку покупать? И смотреть, как она прорастает?!

– Можешь выбрасывать ее сразу после Нового года, – пожала плечами я.

– Будто я забыть смогу! – огрызнулась Антонина. – Ты у меня навсегда охоту отбила! Давай сюда елку! А игрушки я к ней сама куплю.

Разумеется, родители всегда виноваты. Игрушки поехали ко мне.

В первый же Новый год после разъезда я купила себе на праздничных развалах точно такую же елочку, как у нас и была, и простенькие блестящие шары к ней – голубые и розовые. Получилось очень нарядно.

В Новый год я всегда наряжаю елочку, покупаю или готовлю нечто не повседневное и смотрю по телевизору что-нибудь вроде Голубого Огонька – это традиционно. Не то, чтобы все это было мне зачем-то нужно – просто на преодоление инерции мышления у меня ушло бы гораздо больше сил, чем на послушное следование новогодним традициям. Кто-нибудь из подруг (а иногда и все они разом, кроме Светки – она уже много лет проводит новогоднюю ночь «в свете», т.е. в питерском или зарубежном кабаке) обязательно приглашает меня к себе на Новый год. Иногда я соглашаюсь и спокойно провожу ночь за неизменным салатом оливье в квартире Ирки, Ленки или Любаши. Иногда – отказываюсь и тогда угощаюсь Дашкиным или Зоиным салатом. Впрочем, Зоя уже никогда больше никаких салатов не приготовит…

Дней за пять до Нового года Браток приволок в квартиру два огромных разлапистых дерева. Когда я вернулась с работы, деревья стояли в коридоре, прислонившись к стенам по обе стороны от входа, и обтекали лужами и запахом с замерзших ветвей. В одной из луж с абсолютно офонаревшим видом, закатив глаза, сидели Хлопси и Мопси. Что они себе воображали – трудно сказать. Кажется, там, где они изначально обитают, совершенно нет еловых лесов.

Я разделась, забрала промокших свиней, водворила их в клетку, передвинула ее поближе к батарее, выяснила у Семена происхождение елок и заглянула к Братку узнать, что он планирует делать с ними дальше.

– Одну – детям, – быстро, как о чем-то продуманном сказал Браток. – Другую – Фросе поставим. Пускай.

– Пускай, – согласилась я. – Но все это придется делать вам, Леша. Никто в квартире, кроме вас, ни поднять, ни даже передвинуть эти деревья не сможет. Хорошо, что у нас потолки четыре метра.

– Ага. Правда, – подумав, согласился Браток и улыбнулся мне, по-видимому, приняв мое высказывание за комплимент в свой адрес. – Я – чего? Никаких вопросов.

К вечеру елки были водворены на места и установлены в ведрах с водой. Нижние ветви у них пришлось отпилить, чтобы выровнять комли. Зина вызвала меня в коридор и кивнула на внушительную охапку, расположившуюся у выхода.

– Может возьмешь чего, Анджа? – кутаясь в овчинную безрукавку, спросила она. – Мы в деревне завсегда ветки в кувшин ставили. Красиво, чтоб с шишками. Которую елку с шишками ветром повалило, мы со старухами еще с лета приметим, а потом, ближе к делу, и нарежем. Но эти тоже ничего. Наталья-то не взяла, гляди, обиделась, что не ейной дочке елка…

– Ну уж… – я возмущенно вскинула брови.

– Да нет, ты не подумай, она не к сироткам приревновала! Чего уж тут, – заступилась за соседку Зина. – Зачем, мол, старухе, коли она одной ногой в могиле…