Ирина Арбенина - За милых дам

Ее любовь к порядку могла показаться какой-то маниакальной… Именно так подумалось Марине. Что еще можно предположить о человеке, который стремится навести порядок даже в вашей сумочке?

Обнаружила это Марина случайно. Ушла подремать, а потом передумала (из-за мучительных размышлений о Джоне она страдала жестокой бессонницей)… Вышла босиком (получилось неслышно) из дверей спальни: хотела поискать снотворное и… неожиданно увидела в гардеробной Анюту, внимательно изучающую упаковку с лекарством, извлеченную из ее сумки.

Фыркнув, Марина демонстративно, не сказав ни слова, удалилась в ванную комнату. Наполняя водой джакузи, она постаралась обдумать увиденное. Марина Вячеславовна была обижена и потрясена. Теперь она думала, как расстаться с Анной: устроить ей скандал или выгнать тихо? Скандалить, кажется, не имело никакого смысла…

Аня тоже была недовольна. Конечно, ей было неприятно, что Марина Вячеславовна застала ее за столь неприличным занятием. Но она не испугалась, что ее выгонят… Гораздо больше Анну беспокоило, что сделанный в лаборатории очень серьезного НИИ (Устиныч помог) анализ вещества, которое она обнаруживала постоянно на стенках хрустальных бокалов в доме Волковых, не походил на состав лекарств, которыми пользовалась Марина. Это значило, что принимала она этот медицинский препарат не по собственному желанию и доброй воле.

Скорее всего Марина даже не ведала, что попадает к ней в желудок вместе с любимыми напитками. Но самое-то главное: обнаруженный медицинский препарат, из ряда очень сильных психотропных средств, вообще оказался неизвестен весьма сведущим людям из очень серьезной лаборатории…

Марина в одиночестве пила кофе в пустынной огромной столовой, когда Аня наконец решилась: неслышно вошла и остановилась на пороге.

Вот так: без приглашения — вошла и встала в дверях.

Цептеровский кофейничек, который Марина как раз наклонила над чашкой, предательски дрогнул у нее в руке, и на столе расплылось темное пятно. Тем не менее она, стоически стараясь не выдать волнения, наполнила чашку и не торопясь поднесла ее к губам.

Марина не произнесла ни слова. Говорить с Аней она не желала. Больше всего ей хотелось запустить в преподавательницу фарфоровой тарелкой с тостами.

Светловолосая «англичанка» тоже молчала и в упор смотрела на Марину с непроницаемым выражением лица.

«Если эта наглость продлится хотя бы тридцать секунд — хрен с ним, с драгоценным фарфором: тарелка полетит ей в башку. Один… Два, три, четыре… Время пошло».

Марина мстительно усмехнулась.

Однако она не досчитала и до двадцати.

— Мне нужно с вами поговорить, — очень спокойно сказала Анна.

— А я вас приглашала? — полюбопытствовала Марина, прикладывая к губам салфетку.

— Нет…

— В чем же дело?

— В том, что мне нужно с вами поговорить.

— А мне вот, к счастью, не нужно.

Марина задумчиво взяла в руки тарелку с тостами…

Правда, ее несколько озадачил спокойный, уверенный тон Анны.

Аня неожиданно шагнула к столу, достала из пакета, который держала в руках, хрустальный бокал и поставила перед Волковой на стол.

— Напрасно, Марина Вячеславовна, вы так уверены, что этот разговор вам не нужен… Я думаю, он необходим вам гораздо больше, чем мне.

Марина была совершенно огорошена Аниными откровениями. Но убедить ее оказалось очень сложно.

— Неужели и это вам ничего не доказывает?! — Аня еще раз продемонстрировала Волковой странный белый налет на стенках бокала, из которого Марина незадолго до этого пила в компании с Ритой скотч. — Это сильнейший медицинский препарат. Разве это не доказательство? Не факт?! Мы провели тщательный анализ.

— Доказательство чего?! Факты можно трактовать по-разному…

— И как же вы их собираетесь трактовать?

— Ну… Скажем, Рита это и вправду делала… Но, возможно, это просто медвежья услуга… из лучших, так сказать, побуждений. Видите ли… Она всегда очень заботилась обо мне… Особенно последнее время, когда… ну знаете, у меня в жизни произошли некоторые не самые радостные события…

— Знаю, — лаконично заметила Анна, давая понять, что на этих подробностях можно сэкономить время.

— Ну так вот! Я последнее время была не в лучшей форме. Настоящий нервный срыв. И, поскольку я принципиальный противник всяких медицинских снадобий… Кроме аспирина и вот этого, лучшего на свете лекарства, ничего больше не употребляю… — Марина кивнула на четырехгранную бутыль с янтарной жидкостью. — Кстати, хотите выпить?

— Спасибо, нет.

— …В общем, вполне возможно, что Рита просто решила без моего ведома меня полечить.

— Вы хорошо себе представляете, чем могло закончиться такое лечение?! В скором времени вы могли бы превратиться в инвалида, психически неполноценную развалину.

Марина побледнела:

— Да… но понимаете… Рита могла этого и не знать… она ведь не врач. Где-то что-то слышала про какой-то чудо-препарат. Достала… Она могла и не предполагать, что возможны такие последствия. Свинство, конечно. Но скорее всего она просто заботилась о моем психическом состоянии. Она просто помешана на лекарствах. Считает, что медицина способна решить все проблемы. Ну вот и решила сделать меня, без моего согласия, счастливой.

— Не сомневаюсь, что это у нее бы получилось! Еще несколько таких регулярно повторяющихся доз… И вы превратились бы в овощ! В гриб «с человеческим лицом»… С вечной дебильной счастливой улыбкой на лице. Из мыслящего, контролирующего себя человека вы очень скоро превратились бы в некое идиотическое существо, способное только к растительному бессмысленному существованию.

— Можно я маленько отхлебну? — попросила Марина, чувствуя, как от ужаса у нее холодеют ноги. — Поймите в конце концов… Это моя лучшая, единственная подруга… Вы знаете, например, что мы дружим с ней с детства? Да что там… Сколько я себя помню! Лет с трех, если не раньше…

— Полагаю, за это время человек мог измениться.

— Но зачем?! Зачем ей нужно, чтобы я превратилась в гриб?!

— Думаю, что ее интересует не эта заключительная, растительная фаза, к которой тем не менее неизбежно приводит применение таких препаратов. А стадия промежуточная, когда человек становится послушным, управляемым. Когда ему можно внушать определенные действия…

— Определенные? Это какие же?

— Какие?! Да любые… В принципе абсолютно любые… Но в данном конкретном случае… Вы были когда-нибудь у нее дома?

— Да сто раз… естественно.

— В Мишинском переулке, дом девять?